— Это ты не видел, как однажды нашего журнального фотографа Жеку несли пьяного драться… — произнесла я на полном автомате, еще не до конца осознав: я, несмотря ни на что, все ещё живая.
Объект применения силы все так же болтался вниз башкой. Йон внимательно посмотрел на ырку, потом его взгляд скользнул чуть выше, задержался на моей распухшей лодыжке, а затем и вовсе наглым мартовским котом двинулся вверх.
Едва договорив, черноглазый совершил молниеносный сложный пасс и… растаял чернильным туманом. В дымку, что ещё секунду назад была человеком, влетело несколько языков пламени и один ядовитый плевок, от которого обуглились камни.
Удар о черен получился знатный, но я так поднаторела в заскакивании на свой транспорт, летящий на полном ходу, что еще пара раз — и я смогу получить корочки почетного джигита.
— Все в порядке, — слабый голос даже не пришлось изображать.
После того, как со мной поступил Брок, внутри поселился холод, от которого, я знала, не спастись в горячей ванне или под пледом, его не растопит жар печи. Словно у меня враз выгорели все провода, что отвечали за свет и тепло. Это умирала моя душа. Так что, чувствую, хмерны бездны скоро потеряют ко мне интерес: нечего будет заполучать.