А еще меня упорно преследовала мысль, что чувства Таалу могли быть не совсем естественными и являлись следствием того, что, кроме меня, к нему никто не мог приблизиться. С ним с самого рождения никто, кроме брата, не общался. Его никто толком не понимал. И, возможно, именно поэтому мое появление пробудило в нем столь быстро окрепшую симпатию. Вполне объяснимое влечение, желание стать ближе и никуда больше меня не отпускать, чтобы не лишаться возможности видеть и свободно общаться с кем-то еще, помимо собственного брата.