Слова приятеля звучали разумно, и я в задумчивости оглянулся на освещенную фонарем вывеску мадьярской харчевни. Вокруг этого светлого пятна сгустился мрак; редко-редко меж ставен или неплотно задернутых штор выбивались лучики света. Округа словно вымерла.
– Сколько человек на твоей совести, а? – спросила она. – Сколько душ ты загубил, Лео?
– Не утаил, – возразил я, поправляя очки, – а изъял в целях осуществления следственных мероприятий.
Разговор совершенно точно предстоял не из легких, и меньше всего хотелось вконец разругаться с родней из-за какой-нибудь неподобающей выходки суккуба.
Альберт отвел меня в отгороженный от основного зала альков, плюхнулся на заваленный надушенными подушками диван и приник к бокалу с вином. Я уселся рядом и выпил лимонада. Холодный напиток умиротворяющей прохладой разлился по телу и прогнал нервозность.
– С каких это пор твои кошмары отвешивают мне шлепки? – нахмурилась Елизавета-Мария, но сразу улыбнулась: – Лео, неужели это твое тайное желание?