Народ раздвинулся, а они наконец сошлись. И сразу закружились в воинском танце, разя стремительно и внезапно, сразу с двух рук, но лишь иногда соприкасаясь сталью, потому что ни один не хотел портить оружие и бронь себе или другому.
– Я тоже потерял своих, – процедил он. – Или ты забыл, что рядом с тобой сражались и мои варяги?
– А я бы всех убил! – Медвежонок захохотал. – Убьем всех и будем править!
Толчок от борта… В меня летит копье… Мимо! Еще одно – в живот. Я, изогнувшись еще в прыжке, пропускаю его вскользь по броне, приземляюсь на вражеский щит (край лупит в лицо держащего щит свея), росчерком Вдоводела перечеркиваю шею и, соответственно, жизнь еще одного свея, приземляюсь на палубу, приседаю, гася инерцию прыжка, и в повороте подсекаю сразу двоих: одному напрочь снося ступню, второму до кости вспарывая икру. Они еще падают, когда я, распрямляясь и продолжая вращение, избегаю удара топором, срубив держащую его руку. И тут же ныряю под копейное древко, выброшенное мне навстречу, колю Вдоводелом под мышку копейщику, которому сегодня определенно не везет. К полученной от меня ране добавляется удар копьем в спину. Целили в меня, но меня на этом месте уже нет. Я – ветер, скользящий меж древесных стволов. Я скольжу, а мое волшебное перо, мой легчайший и стремительнейший меч, быстрый, как стрекозиное крылышко, – он поет, рисуя на стволах-телах короткие росчерки, вскипающие алыми брызгами.
– На твоей палубе хорошо бубенцы чесать друг другу, – крикнул я. – Тянуться недалеко. А играть железом лучше там, где посвободнее!
– А насколько он хорош? – задал главный вопрос Вихорек.