И я начал молиться. Просто проговаривать про себя единственную молитву, которую знал. Единственную молитву, которую оставил нам Спаситель, прежде чем уйти.
– Почему это я непременно должен пойти ко дну?
– Или придется ради этого беспокоить господина Витштейна?
– Пьешь? – спросил я, просто чтобы начать разговор.
И сейчас был именно такой случай. Когда пальцы трех констеблей дрожат на спусковых крючках, не стоит качать права и требовать объяснений; у кого-нибудь могут просто не выдержать нервы.
– Как скажешь, – не стал настаивать Альберт и указал на зависший над ареной дирижабль. – Возьмем места на самом верху?