Когда бой длится уже третью минуту, думать становится тяжело. Хочется спать. Не хочется спорить или кому-то что-то доказывать.
Заходил в комнату – чуть не поперхнулся. Предупреждали, но одно дело услышать, даже увидеть на голодисплее, другое – лично. Решил часом, что кошмар не закончился. Вот он, Трифонов. Но что с ним стало?
Соединили сразу, но не с Олегом, а с секретаршей. Виктор назвал себя и попытался в двух словах обрисовать ситуацию, но запутался. Плюнул на то, что навигатор чужой, а линия не защищена, и сообщил код высшего приоритета, за использование которого всуе в лучшем случае отделался бы двумя-тремя годами вольного поселения. На том конце секунд пять помолчали, затем переключили на начальство и знакомый голос велел добираться до любого полицейского участка, а там назвать себя.
Хануман каким-то образом почувствовал контур ее скафандра и тут же сменил рык на дружескую ухмылку.
Относительно выиграл один Шурик: он успел вскрыть люк и сунуться в спускаемый аппарат. Его толкнуло под зад и закинуло внутрь.
– Без вражды, в безопасности и с тем, кому веришь, если держать зерно вместе.