— Великолепно, герр Грубер! — сказала я. — Спасибо, что вы мне напомнили, что я журналист и могу писать статьи. Пожалуй, я действительно напишу одну статью про одного старого замшелого дурака-доктора, который отстал от современной медицинской науки на сотню лет, и, не желая учиться ничему новому, превратил себя в некое подобие африканского шамана, изгоняющего из своих пациентов злых духов и для того окуривающего их дымом тлеющего сушеного козьего дерьма. Сколько вы здесь, у нас, в так называемом плену, герр Грубер? Если я не ошибаюсь, то почти три недели. При этом из соображений чистого гуманизма вас, как врача, не ограничивают ни в передвижении, ни в общении. Вы давно бы могли поинтересоваться, куда шагнула медицинская наука за семьдесят семь лет, встретиться и обменяться опытом со своими российскими коллегами и хотя бы частично подтянуть свои знания. Но вы предпочли молиться на свой диплом. Так вот, герр Грубер, после того как я напишу свою статью о вашем госпитале, ее непременно напечатают. Вы не смотрите, что я так молода. Благодаря таким, как вы, германским фашистам, я уже сделала себе вполне известное имя. У нас там, в России, настоящая демократия, а потому после того, как моя статья будет напечатана, сюда приедут комиссии — сначала от медицинского управления нашего военного ведомства, а потом и от Минздрава. В результате визита такой комиссии ваш диплом признают недействительным, а вас из тихого и комфортного госпиталя, где вы ведете жизнь, мало отличающуюся от таковой до пленения, вас переведут в советский лагерь для военнопленных — как это и положено для врага, напавшего на нашу Родину с оружием в руках. А ваше место начальника госпиталя займет кто-то из ваших молодых коллег, выказывающий больше человеколюбия и желания повышать свою квалификацию. Наверняка таковые в вашем госпитале есть, и наши врачи их найдут.