— Так что, Варвара, — резюмировал он свою речь, — я испытываю (и всегда испытывал) некоторое сожаление, что не являюсь одним из вас, гражданином великой и непобедимой страны. Но в то же время это дает мне стимул стараться делать все возможное для процветания МОЕЙ родины — России, как преемника Советского Союза. Теперь, когда существует Портал, я думаю, мне удастся по мере возможностей осуществить стремления моей души — то есть поспособствовать уничтожению фашистской гадины, чтобы стереть ее навсегда с лица земли, чтобы ни духа, ни тени, ни напоминания о ней не было в вашем мире через семьдесят лет! Чтобы Россия и СССР, которые я внутри себя не считаю разными странами, славились бы в обоих мирах, как оплот добра, справедливости и равенства. Равенства, а не уравниловки. И это добро должно быть с такими тяжелыми кулаками, чтобы ни одна иностранная тварь никогда бы не посмела нарушать мирный сон наших граждан. А к немцам у меня вообще личные счеты… Шальная пуля в первый же момент… Я им даже ответить ничем не успел. А вот командир мой, майор Агапов, тогда вместе с еще одним ментом повоевал изрядно. Эти двое устроили засаду, расстреляли мотоциклетный дозор, а потом, забрав у дохлых Гансов пулемет, держали дорогу на Унечу до тех пор, пока к ним на подмогу не подошли армейцы и не начали объяснять гадам, кто тут у нас в доме хозяин. Я очень жалею, что в это время был не с ними там, на переднем крае, а как последний дурак торчал в госпитале. Обидно ужас
— Да, Коба, самых лучших, но главное не в этом, — возбужденно мотнул головой Берия, из-за чего пенсне свалилось у него с носа и повисло на шнурке, — самое главное в том, кто был этом эмиссаром Гитлера. Этим эмиссаром оказался группенфюрер СС, начальник главного управления имперской безопасности Рейнхард Тристан Ойген Гейдрих — то ли третий, то ли четвертый человек в нацистской верхушке, пользующийся безоговорочным доверием Гитлера…
Одни большевики последовательно выступали защитниками национальных интересов, сохранив единое государство, которое господа в Лондоне, Париже, Токио и Вашингтоне уже мысленно раскромсали на множество кусков. При этом вожди белого движения, попавшие в зависимость от иностранных симпатизантов, даже не заикались о воссоздании единого русского государства, и так и были разбиты большевиками поодиночке — Юденич, Колчак и в самом конце Деникин. Так уж устроено сознание русского народа, что он всегда отдает поддержку той политической силе, которая опирается на чисто отечественную почву. Ну а с кагалом-интернационалом товарищ Сталин расправился еще в конце тридцатых. Как говорится, лучше поздно, чем никогда, потому что эти, в кавычках, товарищи, если бы им дали волю, действительно могли разнести нашу страну в клочья…
Все остальное, что уцелело от 3-й панцергуппы после того, как его терзали «Адские Потрошители», до недавнего времени представляло из себя одну пехоту почти без тяжелого вооружения и средств транспорта, усиленную только двумя сводными артиллерийскими полками. И как раз по этим войскам, удерживающим линию фронта под Гомелем, и был нанесен первый удар в новом большевистско-марсианском наступлении, и то, что от нее осталось, сейчас догорало в яростных боях на руинах прорванного полевого рубежа обороны под Гомелем. Всего две недели назад генерал Гот и его панцеры были главной надеждой группы армий «Центр», а теперь это уже не более чем ошметки былого величия и могущества.
Несмотря на жгучее любопытство и желание расспрашивать обо всем, что видят ее глаза, Варя старалась вести себя прилично. Что ж, посмотрим, надолго ли хватит ее выдержки. Я бы на ее месте, честное слово, плюнула бы на приличия. Попасть в будущее! Да ведь тут сам Бог велел ахать и всему поражаться.