А за окном стоит май месяц далекого две тысячи восемнадцатого года; из-за высокого забора с пропущенной по верху колючей проволокой под током ветер доносит одуряющий запахи цветущей черемухи и рябины. Утром генералов будит веселый щебет ранних птах, приветствующих восходящее солнце и вступившую в свои права весну, а вечером концерт для них дают лягушки, заводившие свою извечную песню: «Ква-а-а-а-а-а! Приди-и-и-и, ко-о-о мне-е-е-е любимая-я-я-я, я-я-я все-е-е тебе-е-е прощу-у-у-у!»
Но при любом раскладе после этого неизбежного поражения его, Федора фон Бока, песня будет спета. Как бы оно ни повернулось, фюрер и окружающая его камарилья не простят ему этого поражения, и если вспомнить, что случилось со многими неугодными Гитлеру людьми, отставка с мундиром и пенсией и дальнейшая жизнь в родовом имении может оказаться одним из самых благоприятных исходов его карьеры. В конце концов, ведь его могут просто расстрелять, обвинив в сговоре с «марсианами» или даже со Сталиным. Когда армия терпит поражение, то это проще всего объяснить изменой командного состава и труднее всего признать, что к ТАКОЙ войне вермахт был просто не готов. Но как бы то ни было, через несколько часов в этом лесу восточнее Могилева окажутся вражеские передовые части, и штабу группы армий пора объявить эвакуацию, дабы избежать позорной для командующего сдачи в плен.
Сталин усмехнулся. При могуществе потомков в области противовоздушной обороны организация воздушного моста — это самый надежный способ в течение нескольких дней напрочь спалить всю германскую военно-транспортную авиацию. Если Гитлер этого не понимает, то он дурак. Если понимает и на самом деле не собирается организовывать никакого воздушного моста, то он подлец. Впрочем, немецкие генералы и сами далеко не дети и должны разбираться в своем фюрере и его обещаниях. Ему, Сталину, как-то все равно. Если транспортники начнут летать, то их начнут сбивать. Если не начнут, то нам, в общем-то, без разницы. Это уже, как тут говорилось, проблема немецких генералов.
— Жирный нам, однако, попался сегодня лосось, — в предвкушении потер руки полковник Семенцов, как будто и в самом деле собирался съесть этого пленного.
Маленькую заметку для газеты можно написать только на основании предоставленной краткой информации, а вот для более-менее серьезной работы, да еще и для телеканала, выезд на место обязателен, но для этого надо знать, куда выезжать и кого опрашивать. Но везде и всюду не успеть, поэтому сразу после брифинга все «свои» собираются в кучу и распределяют, кто куда поедет. Естественно, что Константина Михайловича тут же записали в почетные «свои» и включили в наш тесный круг, попросив меня взять над человеком шефство, пока тот не освоится в нашей среде. Это значит, что два-три дня мы с его фотокорреспондентом должны были вместе ездить по одному маршруту.
Что же касается большевистских солдат, которые, несомненно, воочию наблюдают за этими налетами, то они приветствуют каждый успешный удар криками «Ура!» и залихватским улюлюканьем, которое слышно даже в немецких окопах. Несколько раз, обидевшись на переливчатый пересвист, доносившийся с русской стороны, немецкая пехота даже ходила в спонтанные атаки без приказа, которые каждый раз кончались для нее большими потерями. На нехватку пулеметов и патронов большевистская пехота теперь явно не жаловалась, так что в таких спонтанных атаках немецкая кровь лилась рекой.