В нашей хате в окнах не осталось ни одного целого стекла, с потолка нападала всякая дрянь, осколки и пролетающие снаряды прохудили крышу, которую теперь еще понадобится чинить. И во дворе с огородом тоже был разгром — вроде поваленного плетня и огромной ямы, что получилась прямо посреди грядок с огурцами. Но главное, что мы все были живы и здоровы, а люди, которые освободили нас от немцев, с нами и между собой разговаривали на чистом русском языке, при этом называя друг друга товарищами.
— Какие же еще качества ценятся у немецкой жрицы любви, помимо красоты и преданности нацистским идеалам?
— Хорошо! — голос Василия звенел радостью. — В семь часов вас устроит?
— Этого я пока не знаю. Но точно не модными тряпками и прочей мишурой. Ведь это тоже ложный путь, потому что является всего лишь еще одной проекцией внутренней пустоты на наше сознание. Вероятно, тут необходима великая идея, которая заполняла бы тебя вся полностью и без остатка.
Интервью, которое я с позволения армейского начальства при помощи Варвары взяла у этого деятеля, касалось в основном польской кампании тридцать девятого года и французской кампании сорокового года. Хвастливый рассказ о том, как он громил этих спесивых пшеков и заносчивых пожирателей лягушек, меня совершенно не впечатлил.