Альтернативная версия – представленная общественности после июля 1917-го, то есть тем Бурцевым, который уже помешался на идее о том, что большевики и немцы суть абсолютные синонимы: как «осел» и «ишак», – состоит в том, что отъезд Ленина из Франции был следствием визитов, которые в начале 1912-го нанесли в Париж представители польских партий, ранее заключившие с австрийским правительством договор о взаимодействии против России в будущей войне; приглашение якобы было сделано всем оппозиционным партиям, но приняли его только большевики. Именно эти поляки – злокозненные, как инопланетяне, и просочившиеся под всеми радарами, кроме бурцевских, – и предложили Ленину пастись в пограничном тогда Кракове, у самых ворот в Россию и в зоне слепого пятна российской полиции, чтобы в первый же день открытой войны Ленин активировал свою большевистскую сеть агентов.
Что же стало соломинкой, сломавшей горб – два горба! – этому верблюду?
В целом, используя хэштег «#Маркс», мы подразумеваем пять-десять других «знаковых» слов и словосочетаний (социализм, классовая борьба, прибавочная стоимость, диалектический материализм, диктатура пролетариата), естественно, осознавая, что «Маркс» этим поп-набором «кубиков марксизма» не исчерпывается. В зависимости от ситуации вы можете выбирать то, что вам представляется в марксизме важным именно сейчас: положение о ключевой исторической роли пролетариата, или учение о прибавочной стоимости, или тезис о концентрации средств производства, или развернутое объяснение значения и принципов функционирования денег в обществе. Очень грубо говоря, для революционеров эти идеологемы – нечто вроде энергетических сгустков, какими обмениваются герои комиксов; эти «допинговые препараты» дают вам силу «прокручивать» историю быстрее, чем она движется естественно.
Да уж, как говорила Дороти в «Волшебнике из страны Оз»: такое ощущение, что мы больше не в Канзасе; Петроград – наполненный «всеобщим диким воем злобы и бешенства против большевиков» – становится совсем неудачным местом пребывания для Ленина. Улицы патрулируются, мосты разведены и даже на яликах никому не разрешают переправляться на другой берег; до вокзала не добраться.
Домик в Звержинце стоял совсем уж на отшибе, и добраться от него пешком до вокзала, куда каждый день, иногда дважды, прибывали почта и газеты, было не проще, чем от Нептуна до Солнца. Поэтому вскоре у Ленина поменялся адрес – почти на два года. И если с самой улицы Любомирской можно было слышать звуки железной дороги, то из окон во двор открывался вид на поля и границу с Россией. Двух памятных досок, еще три десятилетия назад украшавших фасад, уже нет: ни свидетельства, что здесь жил Ленин, ни того, что в 1913-м под руководством Ленина и Сталина тут прошло заседание ЦК РСДРП; зато рядом с подъездом можно углядеть на стене следы от выкрученных болтов, а из ближайших дверей – унюхать резкий соевый запах: дешевый вьетнамский ресторан.