Сам Троцкий? Проблема в том, что, судя по поведению Троцкого, в момент появления этих текстов – крупных козырей в игре за место Преемника – от изумления, что в пандан ему, параллельно работает некая союзная ему сила, он даже не смог сполна ими воспользоваться; они для него такая же неожиданность, как и для Сталина; он как будто не вполне доверяет Ленину, который столько раз отстранялся от него. Пожалуй, будь Троцкий – или кто-то из его окружения – автором, он мог бы разыграть эти козыри лучше.
Тем не менее мало у кого, даже среди большевиков, хватало авторитета, чтобы публично усомниться в эффективности фетишизированной институции. Именно поэтому Ленину самому приходилось участвовать в публичных атаках на Учредительное – сначала, сразу после выборов, на съезде крестьянских депутатов, затем собственно 5 января 1918 года. По любому поводу Ленин апеллировал к Советам и стращал ими Учредительное. Это бессовестное пренебрежение Ленина к Собранию усугубило его, Ленина, демонизацию – и провоцировало на решительные действия террористов – как организованных, вроде правоэсеровских и вернувшихся с фронта обиженных офицеров, так и одиночек, желавших убить Ленина.
В финале кинокартины шалаш еле держится под дождем; тетрадки отсырели, надо уезжать.
Именно поэтому провалы по части распространения не были катастрофами: не менее важным, чем выполнение «технической задачи», было обеспечить работой исполнителей; в конце концов, даже и дошедшие до адресатов экземпляры «Искры» не провоцировали никаких особенных «волнений». Главной миссией «секты» было не снабдить рабочих свежей прессой, новостями и аналитикой, но обкатать в полевых условиях структуру, способную перехватывать власть во время кризиса.
Вопрос о том, как трактовать больничный режим, навязанный Ленину между декабрем и мартом 1923-го, остается открытым – и обычно решается в диапазоне от «угасал под опекой родных, врачей и видных членов партии, которые делали всё, что должны были и могли, но с природой не смогли справиться» – до «был де-факто низложен, подвергнут домашнему аресту – лицами, имевшими на то мотивы и способы, и впоследствии медленно убит врачами»; мало кто отмахивается от последней – насыщенной драматизмом – версии как от галиматьи: ведь она восходит к мемуарам Троцкого, который, уж конечно, знал, что там происходило, не понаслышке – да и сам в конце концов оказался в подобной ситуации с самыми печальными для себя последствиями.