Цитата #1958 из книги «Ленин: Пантократор солнечных пылинок»

Ленин, минимум 14 раз пересекавший Ла-Манш (смена места жительства, партийные съезды, отъезды в отпуск, командировки; последний раз он оказался в Лондоне в 1911-м, когда ездил читать в Уайтчепле реферат о Столыпине), похоже, хорошо знал не только устройство библиотеки Британского музея (он наслаждался – каждый день – тем, что у каждого здесь свой стол – и не надо толкаться локтями за общим), но и огромный город с окрестностями. Они с Крупской много гуляли пешком и катались на омнибусах, с верхней палубы которых можно было в течение нескольких часов разглядывать уличные сценки. Он бродил и по окраинам – интересуясь другим, не таким, как в России, не только-что-из-деревни, как за Невской заставой, пролетариатом – который испытывал уважение к технологиям и сумел договориться с буржуазией о получении своей доли от эксплуатации колоний.

Просмотров: 2

Курьез еще и в том, что этот луч света был практиком, прагматиком, одинаково хорошо управлявшимся и с напильником, и с пером, и с браунингом, не терявшимся ни в Орехово-Зуеве, ни в Лондоне, ни в Чите, способным и шататься по фабричным слободкам под видом коробейника с образцами текстильной продукции – и «Искрой» на дне; и открыть слесарную мастерскую на дому; и навести порядок в лондонской коммуне интеллигентов-социал-демократов, погрязших в бытовом свинстве; и открыть кооперативную лавку на паях по торговле бакалеей; и бежать из тюрьмы, перепилив решетку (он носил в сапоге набор пилок для этого); и сочинить брошюру, которая станет классикой и будет годами циркулировать среди рабочих («Что такое социалист и государственный преступник»); и пробраться на конгресс английских тред-юнионов, чтобы – даже не зная языка – изучать культуру пролетариата, умеющего саморганизовываться. У него все спорилось – и одновременно в нем была и «мечтательность», впечатлительность, Sehnsucht. Это позволило ему, меланхолику, транслировать ужасы капитализма в России так, как у Ленина – сангвиника и отчасти холерика, которого мы всё время видим сложившимся пополам от беззвучного хохота над глупостью оппонентов, – никогда не получалось.

Просмотров: 4

Факты: примкнувший к социал-демократам и активно участвовавший в Московском восстании 22-летний фабрикант, из купеческого клана Морозовых, Николай Павлович Шмит, хозяин «Чертова гнезда», авантюрист и робин гуд, сам вооружавший своих рабочих и громивший вместе с ними полицейские участки, 17 декабря 1905 года был арестован. На протяжении многих месяцев его держали в тюрьме и, по-видимому, «ломали» – подвергали психологическому насилию: возили смотреть на руины фабрики и дóма, на трупы рабочих, допрашивали в военном лагере карателей-семеновцев, выводили на псевдорасстрел, не давали спать, держали в камере-гробу рядом с воющими сумасшедшими, пугали по ночам (к вопросу о том, не был ли ГУЛАГ всего лишь конвейеризацией технологий, разработанных в царских тюрьмах) – а потом не то зарезали в камере, не то принудили к совершению самоубийства: в официальном заключении фигурировал осколок стекла. Еще до декабря 1905-го он поговаривал о том, что хотел бы отдать все свои деньги на революцию; перед смертью успел передать сестрам (которые тоже не были никчемными клушами и, несмотря на молодость, активно помогали восстанию), что в самом деле завещает все свои средства большевикам, партии. Речь шла об очень больших деньгах – около 500 тысяч золотых рублей, которые, однако, было непросто заполучить и обналичить (крупная часть была в паях Морозовской фабрики). Красин и Рыков тотчас известили о перспективном деле шефа; в августе 1907-го в одной из выборгских гостиниц состоялось специальное совещание с участием Ленина, Красина, Таратуты, младшего брата покойного Шмита и целой толпы юристов, посвященное выработке механизма перехода наследства большевикам: штука в том, что – не вдаваясь в детали этого крайне запутанного с юридической точки зрения дела – имущество, пусть даже и завещанное третьим лицам, должно было перейти родственникам: младшему брату, а если тот отречется – двум сестрам, поровну. И тут все зависело от мужчин, состоявших при сестрах; обе, несмотря на юный возраст, были не одиноки: старшая, Екатерина, была замужем за членом РСДРП юристом Андриканисом, а младшая, Елизавета, – за Таратутой, но гражданским, не зарегистрированным браком (который продлится еще полвека, надо полагать, назло историкам, обвинявшим большевиков в аморальном ограблении семьи доверчивого фабриканта). Таратута, боевик с порядочным тюремным опытом, очевидно, был не тот человек, на чье внезапное обогащение власти посмотрели бы сквозь пальцы: и если бы девушка, только что получившая большое наследство, просто отдала его каким-то третьим лицам, родственники могли оспорить ее действия – законы, регулирующие опеку несовершеннолетних, позволяли заблокировать передачу имущества радикальной партии. Юристы, представлявшие интересы семьи, также имели собственное мнение относительно целесообразности передачи денег покойного членам партии, поэтому время от времени приходилось окорачивать и их. Картинка, живо иллюстрирующая нравы: один из присутствовавших в Выборге описывает, как «на какое-то их возражение Таратута металлическим голосом крикнул: “Кто будет задерживать деньги, того мы устраним”. В это время на диване мы сидели в таком порядке: юноша Шмит, я, Владимир Ильич и Таратута, и я видел, как Владимир Ильич дернул Таратуту за рукав».

Просмотров: 9

В коридоре всегда стоял часовой (Ленина раздражало, что тот торчал без дела – и он наказал ему читать что-нибудь; немецкий посол Мирбах, явившись в кабинет Ленина, обратил внимание, что латышский стрелок-охранник проигнорировал его присутствие, так как был углублен в чтение бебелевской «Женщины и революции»; комендант Мальков пытался бороться с этой ленинской «рационализацией» – и добился того, что читать разрешили, только когда самого Ленина в кабинете нет): ему запрещено было пропускать в «домашнюю» часть кого-либо, кроме Ульяновых, домработницы и рыжего питомца, запечатленного на знаменитой фотографии «#Ленин с котиком». Коридор ведет к служебной части: огромной приемной, где царила Лидия Фотиева, и кабинету. Свердлов и Дзержинский имели право нырять в кабинет Ленина за спиной его стола – через «аппаратную», где стояли три телеграфных аппарата и дежурили телефонисты или телефонистки, они же ночные секретари. Время от времени Ленин утром заставал кого-нибудь из них спящими у себя в кабинете – там был диван; он не ругал их за это и не сгонял, если час был ранний.

Просмотров: 4

Из всех пунктов «ленинского маршрута» Капри в наименьшей степени похож на «ленинское место». «Каприйский момент» – не просто смещение объекта на крайнюю южную точку условного «ленинского континента», но и странное выпадение его из ассоциирующегося с ним «северного» климатически-ландшафтного контекста: славяно-татарско-финно-угорский антропологический тип, он действительно, прав Богданов, выглядит среди этого средиземноморского пейзажа вампиром, угодившим под солнечный свет.

Просмотров: 3