Эта дико выглядящая пара вызывала у наблюдавших за ее деятельностью почти физическую боль; Осинский жаловался Бухарину на то, что Ленин своими советами и, главное, склочностью подрывает авторитет партии: «Я не могу понять, как порядочные люди среди “правдистов” могут молчать, подчиняясь активным господам самого гнусного свойства. Можно ли в здравом уме и твердой памяти отринуть Богданова и принять в свои объятия гг. “Данского”, “Демьяна Бедного” и т. п. Именовать первого “авантюристом”, а вторых “уважаемыми товарищами” – ведь это же бесстыдно. А потом этот стиль, изо дня в день… ведь можно “спереть с последних остатков”, читая эту отвратительную полемику. По-моему, ругаться нужно. Но не нужно брать себе в качестве идеала ругань пьяных проституток». Большевичка М. Бурко качала головой: «…полемика “Правды” и “Луча” развратила рабочих вовсе. Не стесняясь, ничуть не задумываясь, обзывают друг друга и лидеров самыми позорными именами. Как скверно, что наши газеты не церемонятся в приемах. Это прямо разврат. С легким сердцем подозревают друг друга прямо в нелепых вещах».
Многие предполагают, что Ленин уже в 1905-м был одержим химерой с налету захватить Петербург или Москву – и именно поэтому благословил развернувшуюся уже вечером 9 января гонку вооружений. На самом деле, восстание должно было начаться само, стихийно, – и уж тогда как раз и понадобится много оружия, чтобы оно в считаные часы не было подавлено полицией; и вот тут Боевая техническая группа – имея небольшие, но достаточные резервы для того, чтобы совершить блицнападения на государственные арсеналы и завладеть большим количеством оружия, – сыграет свою роль; восстание, которое продержится хотя бы несколько дней, успеет стать маяком для других регионов – а уж когда начнет полыхать вся страна, солдаты будут примыкать к нему со своим оружием. Пока же наиболее сознательные особи из рабочих и солдат – «как муравьи», по удачному выражению одного мемуариста, – искали оружие где только можно – и растаскивали царские хранилища, перенося всё, что плохо лежит, на свои подпольные базы.
Сочинения о годах, проведенных в Симбирской гимназии под сенью великого одноклассника, оставили сразу несколько соучеников ВИ – и все характеризуют его как некоторым образом достопримечательность 1880-х годов: особенного типа, задававшего интеллектуальную планку для всех прочих учеников потока; иногда так и буквально – учитель латыни «обычно говорил в конце урока: “Ульянов, переведите дальше”», и что тот успевал перевести экспромтом, с листа, «то и было заданием всему классу». Культ первой скрипки, харизматичной личности – более упорной, прилежной, дисциплинированной, настойчивой, чем масса, – был знаком ВИ со школы; неудивительно, что на него такое впечатление произвело «Что делать?» и, в частности, фигура Рахметова – ведь сам он оказывался идеальным кандидатом на эту вакансию в реальной жизни.
Так или иначе, в апреле Ленин счел разумным выбросить лозунг: «Вся власть Советам!» – потому что чувствовал за ними стихийную энергию масс. Именно на стихию, а не на заговор – как обычно, со времен «Что делать?» – предлагалось опираться большевикам в 1917-м; и когда ситуация созреет – обстоятельства меняются – Советы можно будет превратить в органы подготовки восстания. Ведь у Советов была физическая сила: Временное правительство, теоретически имевшее право распоряжаться силовыми институциями, на практике было не в состоянии разогнать Советы в случае блокировки каких-то его решений.
Деревня есть деревня: «шпиона» даже не увезли в тюрьму – а приказали самому явиться туда на следующий день, и Ленин с Багоцким на велосипедах успели совершить небольшое турне по знакомым полякам, имевшим авторитет в местной общине, чтобы заручиться их поддержкой.