Очевидно, что в какой-то момент делегаты начали торопиться с завершением съезда – осознав, что ресурс времени и денег не бесконечен. Спешка также усиливала нервозность: договариваться было уже некогда. Резолюции принимаются быстро, будто не глядя, – лишь бы закончить, шут с ним, как-нибудь. В процессе этого «как-нибудь» у партии и возникает организационная оболочка. РСДРП дирижируют ЦК (практическое руководство), ЦО (редакция «Искры»: идеологическая часть) и Совет партии (координирующая инстанция). Не самая эффективная, как выяснится при возникновении конфликтной ситуации, структура; очень похоже на то, что важнее окажутся конкретные личности, а не названия постов, которые они занимают или не занимают.
Обязательно ли пройти сначала стадию экономической борьбы, чтобы иметь возможность приступить к политагитации? (Не обязательно.) Следует ли рабочему классу бороться только за лучшие условия продажи рабочей силы – или сразу за уничтожение общественного строя, при котором неимущие должны продаваться богачам? (Сразу за уничтожение; и это при том, что степень охваченности России капитализмом, по-видимому, была Лениным заведомо преувеличена.) Лучше ли для успеха рабочего движения в самодержавной полицейской стране, если организация революционеров, представляющая его интересы, будет состоять из узкого круга профессионалов – или пусть в движении участвуют широким фронтом все сколько-нибудь сочувствующие пролетариату? (Лучше из узкого круга.) Правда ли, что демократизм рабочей организации вреден для нее самой в условиях полицейского произвола? (Правда.) В состоянии ли рабочий сам развить больше, чем тред-юнионистское, – классовое политическое, социал-демократическое сознание – или оно должно быть привнесено в него извне, профессионалами, членами социал-демократической организации? (Извне.)
Русские, меж тем, на этой стадии предпочли выдать себя за членов Лиги заграничных парикмахеров, «The League of Foreign Barbers».
При попытке сколотить экипаж выяснилось, однако, что желание вернуться в Россию за компанию с Лениным возникало далеко не у всех. Мартов побоялся, и поэтому костяк отряда составили большевики – которых было в Швейцарии не так уж и много: вся женевская ячейка – человек восемь, цюрихская – десять, включая Ленина и Крупскую. Не удалось договориться с идейно близкими «впередовцами» – вроде Луначарского; тот поехал следующим рейсом, с Мартовым. Швейцария, к счастью, кишела политэмигрантами неопределенной партийной принадлежности, и почти любой имел шанс в течение недели наслаждаться ворчанием Ленина и смехом Радека. О количестве тех, кто, в принципе, хотел бы поучаствовать в строительстве новой России и увидеть родные могилы, можно судить по списку зарегистрировавшихся в комитете для возвращения политических эмигрантов в Россию: в марте 1917-го – 730 человек.
Террор при Ленине, Дзержинском и Троцком не был самоцелью; это была смазка, позволявшая большевистской государственной машине продвигаться в выбранном направлении, преодолевая естественное трение – сопротивление людей, которые, тоже по естественным причинам, не желали видеть эту машину у себя во дворе – и в целом из-за войны и разрухи не имели достаточно калорий для немедленного отклика на приказания. Чтобы распоряжения – обычно имеющие под собой разумные основания и соответствующие научной теории коммунизма – выполнялись, требовались показательные казни, децимации и прочее: расстрелять десять кулаков, попов, коррупционеров-чекистов, врангелевских офицеров; когда выяснилось, что эффект от этой грубой «смазки» есть, она стала щедро, к такому быстро привыкаешь, применяться – и для увеличения эффективности администрирования, и как наказание за саботаж: так Ленин и Дзержинский, полагавшие, и небезосновательно, что им лучше известны подлинные интересы масс, не позволяли себя игнорировать меньшинству.
Воспроизводимость – возможность многократно продать полученное решение – в случае «Искры» подразумевала создание организации, которая даже в период кризиса, например Корниловского мятежа, оставшись без руководителя, реализует без оглядок на мораль наиболее рациональный сценарий согласно возможностям и необходимостям текущего политического момента. «Искра» оказалась масштабируемой – и сумела вырасти в партию. В этом смысле скромный «домик Искры» в Пскове есть не что иное, как аналог того гаража в Лос-Альтосе, где Джобс и Возняк собрали первый компьютер Apple – и сумели продать его потребителям. Ленин, настоящий предприниматель-революционер, увидел рынок, на котором, благодаря полицейским ограничениям, был создан искусственный дефицит «нелегальной» литературы. Обнаружив спрос, он задался мыслью – как занять имеющуюся нишу, несмотря на высокие издержки (давление жандармов, конкуренция с другими изданиями подобного рода). Все другие организации, нацеленные на тот же рынок – табуированный, очень высокорискованный, как торговля наркотиками, где в правила игры входит вероятность больших потерь личного состава по ходу, – показали себя недостаточно эффективными; не потому что у них не было мотивации, а потому что не было современной теоретической базы. У нас же, заявил Ленин, будет и идеология, и практика. Мы воспользуемся немецким опытом организации «социалистической почты», мы закрепимся на верных марксистских позициях – и раз так, поставить Россию на уши становится вопросом времени. «Искра» была тайным обществом заговорщиков, торгующих информационным наркотиком, – и торговля эта велась соответствующим образом, со всеми издержками, сопутствующими занятиям (политической) контрабандой. (Политические) прибыли предполагались соответствующие.