Строением черепа – это видно по фотографиям, и младшая сестра об этом пишет – ВИ весьма походил на отца; и не только черепа. Рост, конституция, большой лоб, «несколько монгольский разрез глаз», картавость, смешение холерического с сангвиническим темпераментов, «заразительный, часто до слез» смех, предрасположенность к инсультам; оба умерли примерно от одной и той же болезни практически в одном возрасте.
И только в 1912-м на Пражской конференции впервые возникает название РСДРП (б): сиамские близнецы разорвались, образовались две партии – с двумя ЦК и двумя ЦО – «Социал-демократ» у Ленина, «Голос социал-демократа» у меньшевиков.
Почему, черт возьми? А потому: школа заслоняет все задачи повседневной борьбы.
От «Что делать?» Ленину то и дело приходилось отвлекаться на текущую газетную работу.
Поздневикторианская Англия еще не была романтизирована, как это произойдет задним числом, и, странным образом, тиражировала скорее негативные образы самой себя. В мире циркулировал образ «диккенсовского» капитализма – непригляднее, чем на континенте; ужасы эксплуатации усугублялись преувеличенно криминогенной – судя по беллетристике – обстановкой и ужасным климатом: дожди и туманы, из которых сгущается призрак Джека-Потрошителя. Этот комплекс предубеждений успешно конкурировал с другим – касающимся культурной идентичности местного населения: грубые, низкорослые, рыжеватые, агрессивные, склонные к неумеренному употреблению алкоголя мужчины и сильно пьющие, бесстыдно демонстрирующие свою распущенность женщины; низко котировалась и собственно английская культура – потакающая низменным инстинктам толпы, обожавшей развлекаться в мюзик-холлах; и даже канканы – по уверению Горького – в Лондоне были циничнее, чем в Париже. Все сравнения с Парижем – подлинным городом будущего, заново перепланированным и юзер-френдли – оказывались не в пользу Лондона: здесь не было высотной, современно выглядящей архитектуры, богемной атмосферы, артистизма, большого количества интересных иностранцев. Лондон казался твердыней капитализма, где глубоко укоренились многие феодальные предрассудки – малопонятные посторонним, и свидетельством тому были улочки в центре – кривые и грязные на вид. Там было легко потеряться, спрятаться, слиться с окружением, пропасть – в качестве урбанистического паттерна такое мало кому нравилось.