Вопреки опасениям Ленина, Петроградской организации удалось перейти из полуподпольного режима в легальный без особых затруднений – и в состоянии вполне удовлетворительной боеготовности: еще одно свидетельство, что автору «Что делать?» за полтора десятка лет удалось создать политический продукт, способный в сложных условиях мобилизоваться самостоятельно. Еще в начале марта Мария Ильинична с Ольминским, Шляпниковым, Бонч-Бруевичем и Молотовым сняли на Мойке, 32, прямо рядом с Невским, две комнаты; первый номер газеты раздавали бесплатно, потом стали продавать. «Пилотные», сделанные до приезда Каменева номера – захватывающее чтение: здесь есть рассказы о носящемся по Петрограду загадочном черном автомобиле, пассажиры которого расстреливают случайных прохожих, и толковые советы Ольминского, где взять денег молодой республике («В царских дворцах накоплено несметное количество золота и серебра. Это нужно все перевести в Госуд. банк»), и его же аналитика («Денег у царей в Английском банке – не один миллиард рублей. Эти деньги – одна из причин, почему Николая Романова нельзя сейчас выпускать за границу»), и ехидные, щекочущие носы масс стихи Демьяна Бедного. Хуже то, что вернувшийся к середине марта Каменев – профессиональный редактор, умеющий придать газете оригинальную политическую физиономию, а затем и Сталин принялись проводить линию на блок с меньшевистско-эсеровскими советами и поддержку Временного правительства. В этом были свои резоны: и Каменев, и Сталин были против войны, но оба почувствовали солидарность с социалистами других мастей; в конце концов, многие лично знали друг друга, считали, что делают одно дело; шутил же П. Струве, что меньшевики – это те же большевики, «только в полбутылках» (Г. Иоффе «Керенский и Ленин»). Еще чуть-чуть – и они заключили бы друг друга в объятия, несмотря на то, что им известно было – по «Письмам из далека» и телеграммам – крайне негативное мнение Ленина относительно братаний с предателями оппортунистами; оно, однако, замалчивалось – как недостаточно компетентное в силу оторванности автора от реалий. Тем не менее даже и те, кто вот-вот будут заклеймены как проводники «позорного соглашательства», были рады возвращению Ленина – хотя и догадывались, что их Вий вряд ли откажет себе в удовольствии зыркнуть на этот альянс так, что от него останутся только рожки да ножки.