В какой-то момент, сама любезность, он посылает студентам и свою философскую новинку – из которой те, надо полагать, узнают много нового и об идеологическом облике своих преподавателей, и о тех буржуазных идеях, которыми те пичкали своих учеников. Такого рода подарки не способствовали установлению дружеской, теплой рабочей атмосферы.
Помимо накапливания запасов вооружения и планирования атак на финансовые структуры государства, БЦ – секретный, по сути, ЦК большевиков, формально избранный в Лондоне, во время V съезда, на заседании фракции: Ленин, Богданов, Красин, Дубровинский, Таратута, Ногин, Рожков – занимался и крупными аферами, вроде попытки печатать собственные фальшивые купюры и производить взрывчатые вещества. Одно дело изучать рабочего, как энтомолог бабочку, и совсем другое – работать с живым, не всегда сознательным рабочим, снабжать его оружием, информацией, подталкивать его, науськивать, посылать на смерть. Ульянов ведь раньше никогда, по сути, этим не занимался.
То ли безделье действовало на него разлагающе, то ли Валентинов в принципе не склонен был к слепому подчинению, но факт тот, что он испытывал по отношению к Ленину не только благоговение, но и, весьма часто, скептическое недоумение (которое позже выльется едва ли не в отвращение). Ленину всего тридцать четыре, но мы видим, что он абсолютный гуру, «партийный генерал», не стесняющийся поучать своего товарища менторским тоном и позволяющий себе безапелляционные оценочные суждения – это вы хорошо делаете, а это плохо, этого делать не должны; да еще раздражающийся всякой попытке подвергнуть что-либо из сказанного им сомнению. Отказ вести себя с Лениным почтительно означал автоматическое отлучение – в тот момент только от фракции, а впоследствии, по мере роста значимости самого Ленина, – от революции вообще.
Несмотря на все эти приключения и совпадения, конференция все-таки состоялась – организационная машина Ленина работала с немецкой четкостью. Доклады о положении с мест допускались только заранее, за кулисами, утвержденные; Ленин едва успевал пускать по столам составленные им еще в Париже резолюции – подписываем, товарищи. Один из делегатов, представлявший плехановцев, подал было заявление, что хотя и продолжит присутствовать на заседаниях, не считает конференцию общепартийной. Ленин не растерялся и поставил на голосование – допустимы ли вообще здесь такого рода «особые мнения».
Выдвинутый в «Апрельских тезисах» лозунг за сто лет выцвел и истрепался настолько, что сейчас крайне сложно реконструировать тот паралич, который он вызвал, когда Ленин впервые «презентовал» его. А меж тем это был его трюк, финт, гол «ножницами»; и именно благодаря этому изобретенному Лениным лозунгу политические дела большевиков пошли в гору.
В начале осени 1918-го еще больше, чем собственно в дачном воздухе и целительных токах природы, Ленин нуждался в загородном укрытии от террористов. В Москве, даже в Кремле, он представлял собой очевидную и легко доступную мишень; в тот момент никто не мог ручаться, что произойдет через неделю; большевики вовсю фабриковали поддельные документы на случай необходимости уходить в подполье. Ногин, также участвовавший в подборе запасной резиденции, собирался поселить Ленина у какого-нибудь крестьянина под видом больного или родственника; Сапронов хотел положить его в Тушине – в деревянных домиках администрации завода «Проводник», под видом своего больного отца. Горки показались Беленькому и Малькову оптимальным по части безопасности вариантом. Планировалось поместить туда Ленина «под шумок»: сначала учредить там коммуну, одновременно устроить нечто вроде базы отдыха, куда съехались вроде как «заграничные гости» – на самом деле латыши из ЧК.