Охота, которую на него устроили, по-видимому, оказала на Ленина негативный психологический эффект: Лепешинский вспоминает, что в какой-то момент – к лету 1904-го – тот «ушел в себя, замкнулся в своем предместье и решительно отказывался от публичных выступлений, так что нам приходилось иногда говорить: “Ну, как же так, Ильич, многие даже забудут, есть ли у вас голос”». М. Эссен, сопровождавшая Ленина и Крупскую в одной из таких молчаливых вылазок в горы около Монтре, припоминает лишь одну его фразу: насупленный Ленин сидит на камне, а затем, не выдержав уговор оставить все дела внизу, крякает: «А здорово гадят меньшевики!»
Ленин мог только кусать локти: ему не хватило воображения и организационных способностей, чтобы самому устроить что-то подобное.
Процедура создания того или иного эпизода моей книги требовала выполнения алгоритма, который выглядел примерно так: чтобы понять статью «Итоги дискуссии о самоопределении», мне нужно доехать до Флумса, подняться восемь километров вверх до Флюмсерберга, точнее, до пансиона «Чудивизе», где она написана, совершить восхождение хотя бы на одну из тамошних горных вершин, которые Ленин исследовал на протяжении двух месяцев (не забыть взять с собой альпийские, в идеале похожие на те, в которых Ленин приехал на Финляндский вокзал из Швейцарии, ботинки!), поискать по дороге назад грибы – те самые, из-за которых Ульяновы в начале сентября 1916-го пропустили поезд в Цюрих, и не забыть захватить с собой, помимо 30-го, «чудивизевского», тома, 24, 26, 29 и 45-й – где заходит речь о национальном вопросе, чтобы, сравнив тексты, понять, была ли связана неоднозначность позиции Ленина с естественной эволюцией его взглядов, как это было с аграрным вопросом, или он «вычислил» позицию через Гегеля, то есть ключ к ней – в «Философских тетрадях», и есть ли основания полагать, что стержневой для этой темы текст – «К вопросу о национальностях или об “автономизации”», следует все же проигнорировать вовсе как, скорее всего, фальсификацию?
В этом смысле появление Ленина было, можно сказать, предопределено.
Сам Бабушкин был человеком, которого Ленин, не поспоришь, «улучшил»; вот уж действительно Эдмон Дантес, сформированный аббатом Фариа-Ульяновым. И да, слова, сказанные Лениным о Бабушкине (к сожалению, в некрологе): «благодаря таким рабочим пролетариат завоюет в России себе будущее» – кажутся не столько пророчеством, сколько обещанием.