Ленин (глядя на товарища): «Неужели, как там сказано, еще три раза не пропоет петух – и…»
Еще через пару недель, в самом конце марта, Ульяновы перебрались, наконец, в Сенатский дворец – казаковской, конца XVIII века, постройки, на третий этаж, в ту часть, что ближе к Троицким воротам, в бывшую квартиру прокурора судебных установлений. Составить общее представление об атмосфере ленинского жилья можно, конечно, по выставке в Горках, куда при Ельцине «трансплантировали» из Кремля интерьеры (кровать Ленина, застеленная материнским пледом, египетская, с тутанхамонами, ширма Марии Ильиничны) – в совсем другие помещения, в неточных пропорциях, без одной комнаты; но целиком на волшебный эффект от этого фокуса лучше не полагаться.
Шофер быстро отвез истекающего кровью – одна пуля засела в нижней части шеи, вторая в плече – Ленина в Кремль; там тот зачем-то сам поднялся по лестнице на высокий третий этаж; весь остаток дня над ним хлопотали близкие женщины, и только поздно вечером его осмотрели врачи: пульса почти не было, кровь из пробитого легкого заполняла плевру. Ленин просил предупредить его, если это конец: «кое-какие делишки не оставить».
На оба вопроса, надо полагать, можно ответить утвердительно, но при малейшей попытке конкретизировать эти корреспонденции мы спотыкаемся. Ленин –… как все евреи? Ленин –… как все шведы / немцы / калмыки? Но что –…? Прагматичный? Властолюбивый? Изворотливый? Космополитичный? Нецивилизованный? Черствый? Хитрый? И может быть, всё же не как все, а как многие? Или даже – некоторые?
Раскаленные камни еще не летали в воздухе, но земля уже дрожала, и ощутимо. Две Балканские войны 1912–1913 годов хотя и поляризовали Россию и Австрию, но до вооруженного конфликта так и не дошло, и неясность – будет все-таки воевать Австрия с Россией или нет – нервировала революционеров обеих сторон. И Пилсудский, и Ленин кусали губы: ну, давайте же, давайте. Вряд ли журналист читал письмо ВИ Горькому о том, что «война Австрии с Россией была бы очень полезной для революции (во всей Восточной Европе) штукой, но мало вероятия, чтобы Франц Иозеф и Николаша доставили нам сие удовольствие», но он знал, что у Ленина была репутация политика, которому очень нужна война: раскачать ситуацию, усугубить замороженные при мирной жизни противоречия. Разумеется, Ленин отвечал ему со всей политкорректностью: «Я делаю и буду делать все, что в моих силах, для того чтоб помешать мобилизации и войне, не хочу, чтобы миллионы пролетариев истребляли друг друга… Объективно предвидеть войну и в случае ее развязывания стремиться как можно лучше использовать – это одно… Желать войны или работать на нее – это совсем другое. Вы понимаете?»
Якуб Ганецкий был политическим брокером в социалистической среде и сталкером Ленина в Польше; чуть что, тот бежал к нему. Именно Ганецкий, видимо, наводил мосты между Лениным и – главная «темная сторона» краковского периода – Юзефом Пилсудским.