Всю жизнь Ленин пытался придумать, как лучше в каждой конкретной ситуации эксплуатировать этот материал для нужд пролетариата. Сначала интерес Ленина носил научный характер: как вместе с технической революцией в деревню проникает капитализм, «расслаивая» общинную массу, выдавливая проигравших – бедняков – в города, где те, «вывариваясь в фабричном котле», обретают пролетарское сознание (и попадают под прицел прожекторов РСДРП). Уже тогда ему ясно было, как капиталистические отношения будут влиять на тех крестьян, которые не уедут в город: чтобы выжить, им придется перейти из личных хозяйств в обобществленные, коллективные, где есть машины: либо увеличение производительности труда – либо голодная смерть. И поэтому до 17-го года Ленин был против того, чтобы раздавать крестьянам всю помещичью землю: не надо, будут тормозить капитализм. Важнейший момент – революция 1905 года, когда Ленин вдруг обнаруживает, что крестьянство, при всей архаичности сознания и технической отсталости, – класс, тоже обладающий революционными силами; с тех пор Ленин один из немногих марксистов, кто относится к крестьянству не как к историческому шлаку, а скорее как к руде, из которой нужно научиться добывать полезные материалы.
Возможно, сугубо академический характер исследования отчасти играет против автора, потому что в своих предположениях он основывается только на документах, а когда их нет – просто умолкает. Заявив о высочайшей вероятности фальсификации и доказав, что все общепринятые представления об «агонии» Ленина зиждутся на неверных представлениях, В. А. Сахаров отказывается назвать, кто именно мог быть автором текстов, замечая лишь, что если руководствоваться принципом «кому выгодно», то искать его следует «в очерченном круге политических деятелей: членов и кандидатов в члены Политбюро и политически сочувствующих им лиц из ближайшего окружения Ленина (члены семьи, секретари)», в окружении Троцкого: Радек?
Бенефисы самого Ленина были связаны с его деятельностью по части рефератов – то есть публичных лекций. Луначарский «читал» о Родене, Коллонтай – о буржуазной морали. То был род политической стендап комедии: вам нужно было взгромоздиться на табуретку и провозгласить близкое наступление революционного подъема в России – осциллировавшего между «неизбежным» и «уже наступившим».
Смысл конкретно того спича заключался в том, что обвинения большевиков в недемократичности – демагогия («Где господствуют “демократы” – там неприкрашенный, подлинный грабеж»), и чтобы защитить свой подлинный социализм, рабочие должны дать отпор белочехам. Это кажется простой и легко усваиваемой мыслью, но надо сознавать, что Ленин был в тот момент далеко не в самой комфортной позиции, чтобы запросто отдавать рабочим распоряжения такого рода.
Если разглядывать широкую, в 200 квадратных метров, диораму, среди прочего становится ясно, что трех– и четырехэтажные корпуса Шмитовской фабрики – «Чертово гнездо», городская тренировочная база боевиков-социалистов, а между 8 и 17 декабря подпольный лазарет и морг – находились в сотне метрах от Горбатого моста, практически на месте Белого дома, может быть, чуть-чуть дальше, на территории нынешнего небольшого парка имени Павлика Морозова, где теперь устраивают «пикники Афиши» и детские дни рождения с квестами; рядом стоял и шмитовский особняк, также вдребезги разнесенный снарядами; и осознание того, что практически одно и то же место расстреливают на протяжении ста лет трижды – из артиллерии, в черте города, без войны – наводит на размышления о географическом детерминизме районного масштаба.