Ленин в 1905-м (по Солженицыну) довольствовался, по сути, ролью зрителя с галерки, не проявившего достаточную революционную компетентность, чтобы использовать фарт истории – проигранную непопулярную войну с Японией, Кровавое воскресенье и крестьянскую войну 1906 года – для того, чтобы быстро победить самодержавие в первом раунде. Сначала он вынужден был возражать Парвусу в газете «Вперед», что пока у пролетариата маловато силенок, так что не стоит ли подумать и о перспективах союза с мелкой буржуазией, революционной демократией… Ситуацию с «Потемкиным» под контроль взять не смог; июньскую и октябрьскую стачки прокуковал в Женеве, в Москву на восстание не поехал, потом полтора года ховался на даче в Куоккале: анализировал, ездил в Париж читать рефераты, ходил там в «Grand Opera» и «Folies Bergeres», сочинял тезисы брошюр для Луначарского, участвовал в кулуарной возне касательно того, кто получит мандат на Международную социалистическую конференцию – он, Плеханов или кто-то еще от меньшевиков; впечатление, что скандальный сепаратный III съезд для Ленина – событие гораздо более значительное, чем 9 января, броненосец «Потемкин» и выборы в Первую думу; он говорит об этом страстнее, злее, яростнее, чем о чем-то еще. Почему? Уверен был, что Большой Историей пока еще управлять невозможно – и пока следовало заниматься мелочами, нюансами, разработкой мелких политических мышц?
Едва ли он мог быть со студентами так же груб, как со своими министрами, – ему требовалось от них кое-что взамен. Но дистанция – гораздо больше естественной, возникающей в силу возраста, – поддерживалась между ними с обеих сторон. Ленину в этот момент всего-то 41, студентам – примерно по 23–25, и тем не менее они ходили перед ним на цыпочках. «В деревне, естественно, не было ни водопровода, ни канализации, ни ряда других культурных удобств, но Ленина это мало смущало. Хорошо помню, – пишет Мордкович, – как однажды Ленин без пиджака и жилетки, с засученными выше локтей рукавами сорочки стоял в очереди у колодца, затем накачал два ведра воды и направился с ними домой. Заметив это, т. Орджоникидзе и я бросились к нему навстречу с целью забрать у него ведра, но Ленин от нашей помощи категорически отказался и, несмотря на наши протесты, принес воду к себе домой».
В ноябре 1919 года по инициативе Ленина собирается 2-й Всероссийский съезд коммунистических организаций народов Востока: объявлено о «создании восточной интернациональной Красной Армии как части международной Красной Армии».
По сути, агенты «Искры» оказались отрядом обреченных – просто потому, что полиция знала и умела гораздо больше, чем предполагалось. «Царская полиция, пройдя через кровавую борьбу с народовольчеством, имела к началу XX века огромный опыт по преследованию революционеров, – констатирует А. Синельников. – Против вчерашних студентов боролись матерые жандармы, талантливые сыщики и дешифровщики». Степень успешности проекта «Искра» была, по-видимому, сильно преувеличена впоследствии – просто потому, что иначе ленинские инвективы против «кустарничества» вошли бы в странное противоречие с данными о средней продолжительности политического существования разъездного агента «Искры» – два-три месяца, если верить одному из самых успешных, С. Радченко. Единственное, что позволяло функционировать искровской машине более-менее бесперебойно, – постоянный приток свежей крови. Провалились Ногин и Андропов – пришли Сильвин, Дан, Красиков, И. Радченко; карусель продолжала вращаться.
Отсутствие, по уважительным причинам, Ленина на таких важных конклавах, как летний полулегальный VI съезд РСДРП(б), дает биографам шанс увидеть его в более экзотических контекстах, в камерной обстановке; некоторые моменты его жизни в этот период оказались если не задокументированы, то зафиксированы в воспоминаниях; было бы странно тоже не просунуть голову в эти каверны: ну-ка, что там.