С пятнадцати-шестнадцати лет, однако, принц Гаутама преображается в мантикору со скорпионьим жалом и чьей-то откушенной рукой в зубастой пасти. У ВИ появляется привычка высмеивать собеседников, отвечать «резко и зло»; раньше просто «бойкий и самоуверенный», теперь он становится «задирчив» и «заносчив»; и даже мать делается мишенью для его насмешливости. Двоюродный брат обратил внимание на то, что если раньше ВИ добродушно иронизировал над собеседником, сморозившим какую-то глупость или трюизм («Вот если бы все согласились не придавать значения золоту, так и лучше было бы жить!» – «А если бы все зрители в театре чихнули враз, то, пожалуй, и стены рухнули бы! Но как это сделать?»), то теперь он, прищурившись, процеживал: «Правильное суждение вы в мыслях своих иметь изволите». Старший брат, которому выпала возможность несколько месяцев наблюдать за ним после смерти отца, на вопрос сестры о нем ответил: «Мы с ним не сходимся».
Разумеется, его маневры, направленные против меньшевиков, не ускользнули от внимания окружающих; ясно было, что Ленин ведет дело к тому, что большевистская Луна окончательно оторвется от «планеты РСДРП», – и лишь дожидается удобного момента, чтобы провернуть процедуру развода с максимальной для себя выгодой. (Не исключено – если слухи про роман с Арманд имели под собой основания, – что одновременно Ленину приходится размышлять и о разводе в матримониальном смысле; раздражала ли его нелепость этой параллели семейной и политической жизни – или он даже не ощущал ее?)
Самовары и индейцы? Может ли быть, например, Самовар – рифмованным, как в кокни, искажением названия индейского племени «делавары»? Известно, что ВИ и его сестра Ольга, начитавшись Купера и Майн Рида, тайно от родителей соорудили вигвам из хвороста с полом, устланным травой; пока Ольга оставалась у игрушечного костра присматривать за хозяйством, ВИ с луком уходил на охоту, откуда приносил «убитую» корягу и рассказывал, как белые люди мешали ему и сами едва не поймали его арканом.
Емельянов распространил среди соседей слух, будто покупает корову и ему нужно сено, для чего он арендовал на восточном берегу озера участок для покоса и нанял двух чухонцев-косцов – которых и переправил туда на лодке. Это была хорошая версия – разве что недолговечная; в августе уже все покошено, и бездельники-косцы могли вызвать подозрения.
Наставляя леваков, Ленин объяснял, что национализировать гораздо легче, чем управлять национализированным: ведь теперь государству придется обеспечивать работников заданиями и зарплатой, и – «как бы не “обожраться”, как “обожрется” германский империализм Украиной». И пока можно было не национализировать предприятия – их не национализировали; и, собственно, до марта 1918-го – до переезда в Москву – массовой национализации не было.