Еще в конце 1921-го Ленин поддерживает эксперименты по переоснащению железных дорог, и с его разрешения Ломоносов на сэкономленные при заказах паровозов деньги получает право заказать за границей несколько экспериментальных тепловозов.
Другое дело, Ленин-«человек», Ленин в частной жизни: семьянин, обладатель особенного характера и особенных вкусов.
То есть, во-первых, махисты оказываются агностиками – раз, по сути, они заявляют, что не могут знать достоверно об источнике ощущений. Во-вторых, если «чувственное представление и есть вне нас существующая действительность» и истина формируется на основе только ощущений – то мало ли в какие организующие формы опыта могут эти ощущения вылиться – например, в католицизм: тоже ведь своего рода истина. Начали, то есть, с новейших достижений науки – а закончили боженькой?
Облюбовав Капри, «сеньор скритторе» снял недавно построенную – но, за счет названия, словно покрытую слоем благородной патины – виллу Blaesus, по имени рожденного на Капри римского литератора III века, от которого то ли вовсе ничего не осталось, то ли остались какие-то гомеопатические дозы поэзии. (Цену можно узнать из проникнутого восхищением письма Амфитеатрова: «…вилла, за которую Вы платите на Капри 3000 франков, в Милане – без мебели и обстановки – стоит… 15 000, да и то с условием, что будет заключен контракт на 5 лет».) Сейчас это гостиница «Villa Krupp» – в честь немецкого промышленника, на чьи средства построена ультраживописная прогулочная, вьющаяся над заливом Марина Пиккола тропа по направлению к Торре Сарачина.
Если в Женеве Ленин выныривает из подполья и высовывается из воды по пояс, то в политическом зоопарке, который представлял собой эмигрантский Париж, у него появляется своя, обозначенная табличкой площадка, где им можно полюбоваться в натуральном, так сказать, виде – без накладных усов; он даже – всего раз за все четыре года – позволяет себе визит в фотоателье. Таким страшно элегантным он не был никогда, ни до, ни после: стоячий воротничок, галстух, гладко выбритый подбородок, задорные усики, холодный прищур, «интересная» плешивость. Такой подчеркнуто ухоженный вид позволяет предположить, что в каком-то сейфе, возможно, лежит и фотография, где этот сорокалетний мужчина запечатлен в сдвинутом на сторону шелковом цилиндре и, откинувшись для симметрии в другую сторону, тяжело опирается рукой на трость; Гертруда Стайн, чей автомобиль Ленину наверняка приходилось обгонять в пробках на Бульваре Севастополь, именно так, во всяком случае, описывала стандарт парижского денди.