Кем был Ленин, бесповоротно утрачивающий свои интеллектуальные способности и саму жизнь?
Трое суток Ульянова промариновали в предвариловке – в пересыльном каземате под крепостью, а первый день – даже в арестантском халате. Затем его выставили, и не только из университета, но и из города; местом ссылки было назначено Кокушкино. Специальный пристав следил, чтоб он убрался именно восвояси, а не абы куда.
Официальная историография умалчивает о том, что Ленин, по сути, стал вождем большевиков благодаря – это не преувеличение – ослам.
О педагогических талантах самого Ленина обычно судят по неуклюжему апокрифу Бонч-Бруевича «Общество чистых тарелок», где Ленин угрожает перекрыть детям, систематически отказывающимся от предложенной пищи, возможность попасть в мистическое Общество. Учитывая интересы Бонч-Бруевича, речь идет скорее о секте; заинтересовавшись членством, дети, по совету Ленина, пишут заявления о вступлении – и тот, исправив ошибки, ставит резолюцию: «Надо принять»; рассказ больше похож на притчу о перспективах загробного существования и опасностях спиритуальных диет.
Всякий прибывший в Женеву марксист моментально оказывался объектом политической охоты: словно Хлестаков, он удостаивался визитов разного рода мелких сошек, прощупывавших настроение; затем появлялся некий фракционный сановник – с предложением определиться; услышав малейшие намеки на большевистскую ересь, меньшевики театрально падали со стульев – ха-ха-ха, вы что же, в самом деле хотите записаться в «ленинские бараны»?
Grand Rue, на которой была школа, сменила название на Франсуа Миттерана; обилие вывесок, обещающих блюда индийской, турецкой, японской и тайской кухонь, выдает, кто теперь в этих краях основной контингент – который, да, выглядит весьма пестро; в таких тихих этнически маркированных омутах нет-нет да и обнаруживают что-нибудь вроде подпольного медресе. Под квартирой во втором этаже на Grand Rue, 91, где провели лето 1911-го Ленин и Крупская, теперь парикмахерская и ресторан «Звезда Анатолии»; однако если не слишком заглядываться на рекламу донер-кебаба, то между окнами второго этажа – вот так сюрприз, браво Лонжюмо – обнаруживается мраморная доска: «теоретик и вождь всемирного коммунистического движения».