Да-да, самые красочные сведения о том, что происходило в Лонжюмо, мы имеем не из мемуаров, а из появившегося уже 29 августа 1911 года шпионского отчета для охранки.
Позже их с горькой иронией стали называть «декабристами» – но у тех декабристов, 1825 года, шансы на успех были гораздо выше, чем у их казанских наследников. Как выглядел ульяновский «план Б», или «идеальный сценарий», в случае «успеха» выступления? Неизвестно. Похоже, никак.
Но уехать оказалось невозможно – сначала Генуя, потом… И ладно бы только мировая политика. Несмотря на мигрени, бессонницы, ощущения онемения с «кондрашками» и обмороки с судорогами, до декабря 1922-го Ленин – непостижимо – остается машиной, которая готова тратить свое время на записки о «пересмотре вопроса во ВЦИКе о передаче шпалопропиточных заводов из Высшего совета народного хозяйства в Народный комиссариат путей сообщения», внимательное изучение «материалов о Главрыбе» и окрики из серии «виновные в самовольном расходовании валенок привлекаются к судебной ответственности за расхищение». Сам писал, своей рукой; он был трудоголиком и информационным наркоманом.
Крайне неочевидная, на самом деле, ставка – ну так потому история Ульянова до сих пор и вызывает у нас восхищение: история «ботаника», который, вместо того чтобы пытаться разбогатеть, как все, совмещая приятное с полезным, – тратил все свои деньги на сборники с таблицами (столько-то коров, столько-то баранов), развил в себе способности предсказывать будущее и, воспользовавшись подмеченной слабостью своего врага (капитализм с его одержимостью эффективностью позволяет идеям распространяться с очень большой быстротой), завоевал мир.
Ленин обнаруживает в текстах Толстого – что? Правильно: противоречия. Крестьянин хочет уничтожить помещичье землевладение, но после сожжения усадьбы помещика бухается в ножки царю. Та же история – с графом: покритикует государство, церковь и т. д. – а потом сообщает: хотите изменить мир – ешьте рисовые котлетки.