Цитата #2503 из книги «Ленин: Пантократор солнечных пылинок»

«Новому человеку, – говорил автор книги «Христос» народоволец Н. Морозов, – понадобится новая история», – и, надо полагать, новая биография Ленина; но то ли круизы по революционным водоемам потеряли былую рентабельность, то ли интенсивность термоядерных реакций поуменьшилась, то ли вера в Ленина как в надежного энергопоставщика была подорвана событиями 1989 года, то ли (на это еще Есенин жаловался: «хладная планета! Ее и Солнцем-Лениным пока не растопить») во всем виноваты пылевые облака – но простое повторение эксперимента по исследованию мистических свойств Ленина на добровольце из нового поколения больше не выглядит ни достаточно зрелищным, ни перспективным в качестве опыта, который транслирует суть феномена Ленина.

Просмотров: 4

Ленин: Пантократор солнечных пылинок

Ленин: Пантократор солнечных пылинок

Еще цитаты из книги «Ленин: Пантократор солнечных пылинок»

В какой-то момент, однако ж, до Ленина стали доходить сигналы, что вокруг Горького формируется некое подозрительное уплотнение, – и Ленину пришлось навести окуляр своей подзорной трубы на резкость. Он знал, что Горький, разочарованный неудачей 1905-го, находится в активном поиске чего-то новенького по части идеологии и «не с теми дружит»; и все же ему неприятно было разглядеть в гостевом домике на вилле фигуру именно Богданова и еще нескольких – да, большевиков, но вызывавших у Ленина сугубое раздражение. Присланная в «Пролетарий» статья Горького «Разрушение личности» также свидетельствовала о том, что если чья-то личность и разрушается, то прежде всего самого автора: для Ленина как редактора обнаруженная в пробах богдановская «коллективистская» ересь была веществом под абсолютным запретом, и допустить пропаганду этого опиума он не был готов, даже ради сохранения выгодного знакомства. Очень аккуратно, но он отклонил текст – и порекомендовал Горькому ознакомиться со своей собственной новинкой – программным текстом «Марксизм и ревизионизм», где объяснялась политическая суть момента и, среди прочего, анонсировалось другое, более крупное произведение, которое окончательно похоронит всех махистов, эмпириомонистов и фидеистов – то есть, в переводе на понятный язык, филистеров, поповских прихвостней и крипто-агентов буржуазии, кому Горький ой как напрасно предоставляет убежище. Богданов, Базаров, Луначарский, все они охмуряли писателя идеями в том духе, что классический марксизм устарел, а подлинно научный социализм есть высшая форма не то религии, не то «религиозного атеизма»; по части «религии социализма» особенно усердствовал Луначарский, утративший в тот момент какое-либо чувство реальности и доехавший уже и до переделки «Отче наш»: «О, святой рабочий класс, который на земле, да будет благословенно имя твое, да будет воля твоя, да приидет царствие твое…»

Просмотров: 4

Особенностью местной политической культуры была традиция проводить переговоры за кружкой пива в кафе «Ландольт» на улице Кандоль – прямо напротив входа в университет, в соседнем подъезде дома, где жил Плеханов. Адрес патриарха не был тайной – в заведение приходили специально, чтобы увидеть знаменитого теоретика марксизма за вечерней, якобы предписанной ему врачом кружкой пива. Именно с «Ландольтом» связано единственное, кажется, достоверное свидетельство о Ленине, злоупотребившем алкоголем: в январе 1905-го, после того как товарищи уговорили своего вождя провести совместный, приветствующий революцию митинг с меньшевиками – пообещав выступать «поровну» и обойтись без полемики, они в очередной раз обманули своих партнеров, – Ленин повел демонстративно хлопнувших дверью большевиков куда следовало; «у Ландольта он потребовал себе одну кружку пива, затем, залпом осушив первую, взял себе другую, потом третью… Он сделался шумлив, болтлив и весел… Но так весел, – закатывает глаза П. Н. Лепешинский, – как я не пожелал бы ему быть никогда. В первый (и единственный) раз в жизни я видел этого человека со стальною волею – прибегающим для успокоения своих расходившихся нервов к такому искусственному и ненадежному средству, как алкоголь…». Стал ли Ленин жертвой своих эмоций – или всего лишь соблюдал правила игры? Луначарский рассказывал, что его однажды выгнала оттуда хозяйка за «чрезвычайное пристрастие к умствованиям»: «Сюда приходят, чтобы пить пиво, а не для философских разговоров; если вы философию любите больше, чем пиво, то прошу выбрать какой-нибудь другой локал». Нынешний «Ландольт» – который, говорят, продержался в первозданном виде аж до середины 1970-х – называется Takumi и не похож на заведение, в котором можно обсуждать что-либо, кроме динамики нефтяных котировок на медвежьем рынке. Предположительно «японское» заведение (прочная связь между РСДРП и суши могла завязаться еще в 1905-м – ведь именно здесь, в «Ландольте», Ленин, среди прочего, встречался с Гапоном – на предмет того, использовать ли предоставляемые японскими спецслужбами деньги на революцию) принадлежит этническому косовцу, который знает об истории своего заведения лучше, чем его русские клиенты, – и якобы держит в подвале некий исторический стол с вырезанной ножом подписью Ленина.

Просмотров: 3

Ни в одном другом месте мира с Лениным не происходило столько приключений, связанных с велосипедом, сколько в Париже. Он не только сталкивался с другими велосипедистами, но попадал в аварии с участием автомобилей, лишался своего имущества в результате злого умысла неизвестных лиц, удирал от преследования полицейских агентов; все четыре французских года он будто участвовал в бесконечном «Тур де Франс», который, кстати, начал проводиться с 1903-го, но колоссальную популярность набрал как раз к 1908-му, моменту приезда Ленина. Нация была одержима велоспортом; собственно, почему «была»?

Просмотров: 3

Не всегда получая удовольствие от необходимости просвещать своих телохранителей и пастись на небольшом пятачке, Ленин время от времени нарушал правила безопасности для первых лиц государства. Нередко знакомые натыкались на Ленина и за пределами Кремля – один, без провожатых, он фланировал по Воздвиженке и Моховой, прислушивался к разговорам, прогуливался вокруг Александровского сада, который в течение первого года был закрыт и завален кучами мусора и щебня. Узнав, что сад наконец расчистили, и явившись туда подышать воздухом, Ленин, к своему ужасу, обнаружил, что стволы лип и деревянные скамейки окрашены фиолетовой, малиновой и красной краской. Оказывается, Луначарский, которого уже называли за глаза Лунапаркский, разрешил каким-то горе-художникам поэкспериментировать по части декорирования городского пространства. Ленин был страшно возмущен этим «издевательством» Наркомпроса – и потребовал соскрести все это «декадентство» немедленно. Немедленно не получилось – и деревья еще несколько лет оставались малиновыми, как волосы Ивана Бабушкина (чье имя почему-то не появилось на пережившем большевистскую ревизию александровосадском монументе в честь 300-летия Романовых, где вместо «царских слуг» возникли фамилии Плеханова, Бабефа и прочих великих революционеров). Гораздо эфемернее оказалась жизнь установленного в рамках ленинской программы социалистической пропаганды памятника Робеспьеру в Александровском саду: не то созданный из некачественного бетона, не то разбитый вандалами, он рассыпался, «как плохой сахар», простояв всего четыре дня. В небеса шарахнем железобетон? Таинственная эпидемия, разразившаяся в популяции большевистских памятников уже в 1918-м, к концу 1930-х уничтожила их почти все: и «кубически стилизованную голову Перовской», пугавшую население, и «какую-то взбесившуюся фигуру» Бакунина, и Маркса с Энгельсом, запомнившихся как «бородатые купальщики»; даже по европейским меркам огромный Монумент советской Конституции, укомплектованный оригинальной статуей Свободы, – и тот еще до войны исчез с Тверской площади. Украшение города особенным – как нигде в Европе – образом было, по мысли Ленина, первым шагом к созданию безмерной красоты, превосходящей образцы прошлого; светлая идея украшать стены фресками (заимствованная у Кампанеллы) и «помещать лозунги на домах» привела к появлению на общественных зданиях озадачивающих надписей (например, на Малом театре значилось: «Обществу, где труд будет свободным, нечего бояться тунеядцев») и созданию целого списка исторических персон, подлежащих увековечиванию в красном пантеоне; в опубликованном в августе 1918-го в «Известиях» за подписью Ленина 66-именном списке, помимо очевидных Дантона с Чернышевским, фигурируют украинский философ Сковорода (явно креатура Бонч-Бруевича), погибший всего полтора месяца назад Володарский, любимый Инессой Арманд польский композитор-романтик Шопен, артист Мочалов и иконописец Андрей Рублев. Присутствие последнего опровергает представления о Ленине как об атеисте-фанатике; кстати, фрески Успенского собора в Кремле стали реставрировать по ленинской же инициативе. Сам Ленин участвовал не только в восстановительных, но и в вандалистских акциях: так, 1 мая 1918 года он помогал сваливать памятник, установленный на месте убийства Каляевым великого князя Сергея Александровича. Более нейтральным в плане обращения с арт– и сакральными объектами стал субботник 1 мая 1920 года – тот самый, что на протяжении десятков лет находился под огнем «дешевенького интеллигентского скептицизма». Ленин участвовал в нем уже как автор программной брошюры «Великий почин», где описывались перспективы систематического бесплатного труда, разъяснялась экономическая подоплека диктатуры пролетариата – увеличение производительности труда за счет сознательности, и объяснялось, что практика социализма – это не только насилие. Ленин участвовал не ради галочки: на протяжении четырех часов он таскал носилки с мусором и действительно тяжелые бревна (смешно обвинять Ленина в имитации труда – уж кто-кто, а он был трудоголиком), а еще и колол киркой щебень – после нескольких, заметим, огнестрельных ранений, с двумя неизвлеченными пулями в теле.

Просмотров: 2

Возможно, кому-то Шушенское может показаться не самым очевидным местом для проведения медового месяца, однако ж брак Ульяновых продержался столько, сколько нужно, и хотя потрескивал в 1910-е годы, сохранился до самого конца.

Просмотров: 3