Социал-демократы в Париже не отлынивали ни от какой партийной работы, лишь бы не корить себя, что убили лучшие годы жизни на зряшную деятельность, и голосовали, что называется, «за любой кипиш, кроме голодовки». Алин рассказывает, как Ленин раздавал задания своим товарищам: пришло письмо с русского корабля, стоящего на рейде в Тулоне, просят агитаторов, хотят литературы, езжайте немедленно, узнавайте, каковы настроения, агитируйте – разбирайтесь сами, на месте. Парижские большевики были теми лягушками, которые продолжали пахтать задними лапами сметану – пусть даже все их сородичи отказались прыгать в горшок и разошлись по более естественным местам обитания. С интересом и энтузиазмом они выполняли и мелкие, технические поручения: съездить куда-то – представить фракцию, раздобыть деньги на выпуск газеты. Полезное иногда совмещалось с приятным – чтобы собрать средства на пропаганду в России, устраивались суаре, балы или не слишком серьезные, без налета классичности спектакли – например, по сатирическим, в жанре «над-собой-смеетесь», «Чудакам» Горького. Эренбург вспоминает, что «приглашали французских актеров; бойко торговал буфет; многие быстро напивались и нестройно пели хором: “Как дело измены, как совесть тирана, осенняя ночка черна…”; сам Ленин редко появлялся на такого рода мероприятиях – но поощрял их, правда, требовал, чтобы “развлечения на этих вечеринках носили культурный характер и чтобы не допускалось ничего, что может уронить наше достоинство как членов партии”». «Мне только кажется, – скажет он, сверкнув своими смеющимися глазами, в 1921-м товарищам, которые проголосуют за секвестр бюджета театров, обслуживающих эстетические вкусы буржуазии, – что театр нужен не столько для пропаганды, сколько для отдыха работников от повседневной работы».