И если разного рода заграничные инстанции – прежде всего немецкие с-д, Каутский и К° – склонялись к тому, чтобы на основании формальных признаков игнорировать претензии Ленина на бренд партии и право формировать ЦК, то соотношение сил в самой России выглядело скорее в его пользу. Какими бы подозрительными ни казались способы отбирать делегатов для Пражской конференции, «съезд» это был или «своз», но кого-то же им все-таки удалось убедить поставить свои подписи под резолюциями, а значит, комитеты за него. Стратегия самого Ленина образца весны 1912 года воспроизводила ту, что хорошо зарекомендовала себя за десять лет до того: «просунув своих людей в наибольшее число комитетов, сохранять себя и своих паче зеницы ока». Не ввязываться в склоки и диспуты, быть «потише и поосторожнее, мудры – аки змеи – и кротки – аки голуби»; ждать – удастся ли «силам реакции» «повернуть историю вспять», причем не за границей, где «одни болтуны», а в России: сумеют ли меньшевики объединиться с впередовцами и троцкистами против ленинцев там – или признают, что ленинцы, да, перешли границы дозволенного, но по крайней мере выглядят «смелей, наглей и изобретательней» всех прочих. Троцкий мог сколько угодно дергать за язык свой колокол, созывая Венскую «общепартийную» конференцию, – но, разумеется, Ленин и в мыслях не имел принимать в ней участие: кто вообще все эти люди? Что это за «общепартийная» без большевиков?