Цитата #1600 из книги «Ленин: Пантократор солнечных пылинок»

А «изоляция» Ленина, которая так живо описывалась Троцким, а затем была гиперболизирована историками до стадии «ареста»? Похоже, на деле она была довольно условной – то есть соответствующей рекомендациям врачей, и, пожалуй, даже недостаточной для человека, чье состояние, мы теперь знаем, неуклонно ухудшалось. Ленину так никто и не смог запретить диктовать; его формально попросили не ждать ответы на письма – но на деле в небольших, разумных объемах он мог переписываться; режим не соблюдался. Никто насильно не уволакивал его в дом, когда в октябре он вдруг захотел поехать в Москву на автомобиле.

Просмотров: 4

Тем не менее Парвус – слишком левый для немецких эс-дэ со своей резкой критикой оппортунизма Берштейна (он раскачивал лодку до такой степени, что даже подбивал мюнхенских студентов на более активные политические выступления) – был в самый раз для русских – и потому ему благоволили и Плеханов, и Ленин; несомненно, сидя на заборе и свешивая ноги то в одну, то в другую сторону, он извлекал из своего положения посредника между немецкими и русскими эс-дэ известные выгоды; в 1905-м он совершит поразительный рейд в Россию, где вместе с Троцким «изобретет» Советы и в высшей степени успешно, под аплодисменты публики – буквально, – поруководит ими. После октября 1917-го он так же страстно желал попасть в Петроград – и в качестве представителя ЦК немецкой социал-демократии явился в Стокгольм, чтобы попытаться выступить посредником между Россией и Германией, точнее, между социал-демократами: он предлагал организовать там – если правительство Германии откажется подписать мирный договор – всеобщую забастовку. Это был хороший, разумный – для начала 1918 года – план, и у Парвуса могли быть такие возможности – но Ленин опасался заключать сделки с немцами через этого человека; Парвус окончил жизнь, так и не попав в ленинскую Россию, в депрессии, чем-то вроде Березовского, «политическим банкротом».

Просмотров: 4

Сейчас это трудно понять, но в этих отношениях творца и творения участвовали обе стороны – не только Ленин (верящий в самодеятельность масс и/или ставящий свой вдохновляющий/злокозненный эксперимент), но и массы. И массам нравилась возникающая при этом алхимия; массам – которые на самом деле совершили революцию, которыми никто раньше не занимался и которых никто не спрашивал, хотят ли они строить капитализм, – тоже доставляло удовольствие участвовать в этом творческом акте, в пьесе, в Большой Истории; они испытывали благодарность за то, что оказались «перед камерами» Истории, получили свои «15 минут славы». Революция и революционное преобразование принадлежали не только Ленину и большевикам, но и им, массам. Так, по крайней мере, казалось поначалу; и в особенности – в эти уникальные первые месяцы, когда, придавая социальной стихии некое общее направление, Ленин и сам не понимал, к чему удастся прийти раньше: к государству с четкими границами и вертикалью власти – или к идеальному политическому состоянию, коммунизму. О вере Ленина в быстрое переформатирование общества можно судить по его редкому публично высказанному – в начале 1918 года – прогнозу о том, что текущий исторический период продлится лет десять; 1 мая 1919-го он заявил, что большинство присутствующей молодежи «увидят расцвет коммунизма». «Ничего, Анатолий Васильевич, потерпите, – сказал он Луначарскому примерно в это же время, – когда-то у нас будет только два громадных наркомата: наркомат хозяйства и наркомат просвещения, которым даже не придется ни в малейшей мере ссориться между собою»; в сущности, это и есть идеал государства по Ленину – платформа, на которой экономические субъекты договариваются друг с другом, и система образования. Вся прочая деятельность – от охраны правопорядка до культурной политики – делегируется гражданам.

Просмотров: 3

Ни разу не чихает познавательный аппарат и при попытке получить от него ответ на вопрос, почему Ленин сорвался летом 1912-го из насиженного Парижа – с решительностью, наводящей на мысли о бегстве куда глаза глядят, – и, нежданно-негаданно, очутился на другом конце Европы, в Кракове.

Просмотров: 8

Улица с домом-музеем явно доживает последние дни – старые деревянные дома выкорчевываются на глазах, над деревянными могиканами нависают высотные «жилые комплексы»; очевидно, что магия имени Ленина здесь не действует – по крайней мере в качестве охранной грамоты.

Просмотров: 7