Николай едва не поморщился – нужно было предположить, что так будет. Не надо было брать с собой финку – теперь насторожатся!
– Стоять! – Очередь из автомата, визг отрикошетивших пуль. – Назад! Я сказал – назад! – Конкин перевел ствол автомата влево, направив его на толпу нападавших. – Отойдите от них! Это переговоры! Нельзя нападать на парламентеров!
– Я не палач, – сухо бросил Василич, пожимая плечами. – Семенов пусть стреляет. У него злобы хватит на всех. Стрелять любит, умеет – вот ему и… автомат в руки.
Ничего этого Зимин не знал. Нет – он знал, конечно, и про рейдеров, и про преступность, пронизавшую все слои общества, но по большому счету его это не касалось. Он делал свое дело, служил Родине, а она уже пускай разбирается с паразитами, копошащимися в ее внутренностях. В последние годы крепко взялись – даже губернаторов сажают! Дойдет очередь и до других тварей, сосущих кровь из здорового тела государства. По крайней мере, Николай на это надеялся.
Настя была белой, как… сахар! Сквозь едва ли не прозрачную кожу проглядывали тонкие сосуды, и стоило как следует прижать кожу жесткими пальцами, неминуемо оставались подозрительные синяки. Потому когда Конкин пытался своей лапищей помять ее небольшие, упругие груди, ничуть не испорченные кормлением ребенка, Настя отбивалась, фырчала и ругалась – едва не матом.
Он на миг обернулся и выстрелом снес верхушку черепа раненого. Не глядя на результаты выстрела, отвернулся и пошел в кабинет Головченко.