— Тогда давай что-нибудь жизнеутверждающее, про счастливое посмертие, — усмехнулся Варон, и Хаггар, собравшись с мыслями, принялся травить байки. Он не был хорошим рассказчиком и не тянул на менестреля харизмой, но зато обладал отменной памятью, в которой, помимо магических формул, жили проглоченные между экспериментами легенды, сказания, да и просто выдуманные истории. А больного сейчас, пожалуй, меньше всего интересовала плавность, чистота и выразительность речи. Гораздо важнее, что рядом чувствовалось живое тепло, а неподвижную тишину нарушал размеренный хрипловатый голос. У Варона остался всего один страх — смерть в одиночестве, когда последний вздох примут пустые равнодушные занавесы, отделяющие обреченного от тех, кто еще сохранял шанс выжить.