– Зулейха-а-а! – голос Упырихи слышится издалека, словно из подпола. – Зулейха-а-а!
Иногда на полустанках в щели вагонной двери мелькал второй эшелон, идущий рядом.
– Что случилось, эни? – Подбегает к матери, обхватывает ее руки.
Здесь, в окружении сине-зеленых елей, нужно не ступать – бесшумно скользить, едва касаясь земли; не примять траву, не сломать ветку, не сбить шишку – не оставить ни следа, ни даже запаха; раствориться в прохладном воздухе, в комарином писке, в солнечном луче. Зулейха умеет: тело ее легко и послушно, движения быстры и точны; она сама – как зверь, как птица, как движение ветра, течет меж еловых лап, сочится сквозь можжевеловые кусты и валежник.
– Давай-ка я тебе сена организую, раскрасавица, – подмигивает ей Денисов.
– Заковыристо. Вам не поп часом имя снарядил?