Горелов мышью шныряет меж лесов, тени от керосинки нестройным хороводом мечутся по стенам.
– Стоять, собаки! Кучней становись! Ровней! Кррррасивей!
– Слушай меня внимательно! – говорит наконец. – Я – ваш комендант…
Вот оно, возмездие, – за нечестивую жизнь без брака, с иноверцем, с убийцей мужа. За то, что предпочла его своей вере, своему мужу, своему сыну. Права была Упыриха – небо наказало Зулейху.
Она останавливается и внимательно смотрит на него; чертит прутом на земле: train.
Он не глядит в их сторону, пробирается к своим нарам. Достает из-под самодельной подушки из лапника сильно похудевший за зиму мешок с патронами (с наступлением зимы перестал его прятать в лесу, стал держать при себе, в изголовье). Заряжает револьвер. Не скинув обвязанные обрывками рысьей шкуры сапоги, ложится, руку с револьвером кладет под голову. Прикрывает глаза, продолжая ощущать направленные на себя взгляды.