Население пока еще безымянного поселка составляло в июне тридцать первого года сто пятьдесят шесть переселенцев, включая переживших первую зиму старичков. Плюс десять человек охраны и комендант.
Мешковина чуть не падает с груди Игнатова, и он подхватывает ее, кутается вновь.
Испуганно отпрянувший профессор выставил перед собой кофейную чашку, словно защищаясь. Чашка – с широкой трещиной и абсолютно пуста.
– Ну раз такое – давай, показывай, – Кузнец встает и, малость шатнувшись, завязывает белую простыню вокруг пурпурно-мускулистого тулова, сразу становясь похожим на древнеримского патриция в термах Каракаллы.
– Явилась, мокрая курица, – ворчит та. – Только спать и горазда, лентяйка…
– Кто? – Игнатов утыкает в Горелова тяжелый взгляд из-под набрякших век.