Игнатов переводит дыхание. Затем достает из-за пазухи огрызок карандаша, тщательно слюнявит.
– Гражданин начальник! – вскакивает с места Горелов, выпячивает грудь, тычет растопыренной пятерней в лохматую голову. – Отряд переселенцев в количестве двадцати девяти человек…
– Только, – добавляет Сумлинский, – есть ряд непременных условий.
Тяжелая длань – по-прежнему на шее Игнатова, давит.
Он изменил маршрут – стал делать большой пеший крюк и подходить к университету с другой стороны, подниматься от Рыбнорядной. Но пятно издевалось над профессором – оно словно обползало колонну и прыгало ему в глаза, распахивало свои объятия, откуда бы он ни подходил к зданию. Оно пахло кровью и смертью, кричало: я все еще здесь!
– О! – Кузнец со значением поднимает вверх напряженный перст. – А переписать всех – сможешь?