— Верно, — сказала Анна, — они все чернявые и черноглазые и белокожие. Не глядите, что у его высочества лицо смуглое — это от загара, а так-то я уж помню, какая у него кожа была — иной девице на зависть! Просто его солнцем да морским ветром выдубило, как вон Берту…
— Неужели… неужели у них под рубахами то же самое? — в ужасе спросила Селеста, озвучив мои мысли. — Это все крапива виновата?
«Пока доедут, меня уже может не стать», — сказала бы я, если бы сумела, но я могла только улыбнуться и шагнуть к окну. Первый шаг — самый трудный, дальше становится легче, это я знала давно, и если уж я когда-то не умерла на месте, когда боль, казалось, достала до самого сердца, то и теперь могла вытерпеть.
— Я-то ничего, госпожа, — отмахнулся Ганс, — лучше прикажите за мастером досмотреть, худо ему. Я уж боялся, живым не довезем…
Она протянула мне на ладони горстку мусора, как мне показалось сначала. Нет, какой же это мусор! Вот странные орехи и семена, которые я нашла в дупле мертвого дерева и машинально, когда одевалась, сунула в карман, а еще почему-то кусочек щупальца полипа, уже высохший на воздухе (прицепился, наверно, когда я плыла мимо), лента водорослей и немного черного песка из грота.
— И нечего госпоже бултыхаться по осеннему морю, — добавила Берта. — Ее и на суше-то штормит, а уж на хор-рошей такой волне…