Пока Агеев занимался охраной, Клименко беседовал с «коллегой по цеху». Кук попросил развязать ему руки, но получил отказ, на что саркастически заметил: «Неужели я такой страшный человек? Знаете, и я, и ОУН стали заметно «левее», по поводу чего я неоднократно спорил с Шухевичем… А кто у вас писал письма мне в подполье? Он же совершенно не знает галицкого наречия! И к тому же от Петро я знал, что Охримович захвачен и от его имени со мною ведется игра».
Помнится, мы растянулись цепью и двинулись к лесу. С левой стороны шел я, а справа двигался наш командир взвода – старший лейтенант Владимир Андреевич Живаков. Только мы в лес сунулись, через канаву перескочили… Смотрю – прямо передо мной тлеющий костер. Над костром, значится, на поперечнике висит большой казанок, в котором варятся две или три курицы. Вода булькает, пар идет, какие-то вещи валяются, у костра сушатся чуни… Все ясно, бандиты готовили себе обед, а мы их спугнули. Мне даже нехорошо сделалось – мы же у них прямо на мушке расхаживали. Позвали командира взвода. Он отреагировал мгновенно: «Далеко не успели уйти. Все… С тобой пойдет Сироткин и Вентус. Давай крой их своей группой!»
– Может, и обменивались… Но я сейчас, поговорив с тобой, понимаю, что ничего не могу сказать о его делах. Знаю только, когда писали историю борьбы с бандитизмом в области, N писал, и очень хорошо писал.
Мы в этом «схроне» нашли что-то связанное с английской или американской разведкой. Какая-то специализированная литература на английском языке. Правда, ее у нас сразу же забрали.
Но надо сказать, одевали нас хорошо. Возможно, после войны осталось обмундирование, а может быть, внутренние войска уже так хорошо запаслись. Каждый из нас кроме обычной формы получал укороченную телогрейку и ватные брюки легкого пошива. Зимой выдавались белые маскхалаты и меховые рукавицы, которые мы носили на веревочках. В случае чего смело сбрасываешь с руки и не боишься, что потеряешь.