– Таких случаев не было. Каждый районный работник имел по личному телохранителю, а то и по два. Попробуй его убей. Он без телохранителя даже по нужде не ходил. Помню, приехала одна женщина. Так пока она спит, солдат сидит, охраняет ее.
– Да нет, надломленным он не был. Понимал, что делает. Как-то я его встретил в выходной день. Наш командир роты жил неподалеку от райотдела МГБ. Как-то иду от него, смотрю, у райотдела Петро сидит, рукой мне машет, подзывает. Ну, я подошел, поздоровался. Он мне вдруг предлагает: «Давай выпьем!» А я в то время спиртного вообще в рот не брал. Отказался: «Да нет, спасибо. Я не пью». Он принес бутылочку спирта, выпил немножко, водой запил. Мы с ним немного посидели, поговорили как старые знакомые. Вспомнили о том, где побывали вместе, что пережили. Можно сказать, уже были в хороших отношениях и доверяли друг другу.
Прошли 20 километров – стоит шлагбаум, примитивный пост, машина: «Куда? Кто такие?» – «С аэродрома». – «Все, эвакуации нет. Все поезда ушли. Возвращайтесь обратно».
В 1959 году избрали секретарем парткома. Когда объединили три колхоза в один, меня сделали заместителем председателя. Пришлось строить три новые школы в селах. Затем три Дома культуры. Возвели три памятника погибшим советским воинам и партизанам. Зазывал агрономов и зоотехников. Колхозы стали очень богатыми. Членов партии было сто человек, не меньше. Отношение к советской власти изменилось на позитивное. Получали высокие зарплаты и премии за переработку льна. Женщинам выплачивалась дополнительная плата за сезонные работы. Ушел на пенсию с должности председателя сельского совета села Копылье. Волынская область в целом всегда была более расположена к коммунистической идеологии, нежели Львов или Ивано-Франковск. Там национализм и в советское время жил в подполье.
– Окончил сельскохозяйственный институт, Черновицкое училище МВД. Но в 1954 году ранней осенью ушел в запас. Стала болеть голова. Сказалась контузия после того ранения. Здоровье стало ухудшаться, и я демобилизовался. Но на этом не окончилось, не отпустили. Пришлось работать. Сохранилась масса агентуры, масса контактов. Те, кто остался, не могли без моей помощи справиться со всем этим. Пришлось бы тогда все законсервировать. Так что проработал в органах до 1975 года.