– Нет. Во всяком случае, может, я просто чего-то не знал. Да мне и не положено было знать. А его наверняка инструктировали о том, что можно говорить и что нельзя. Когда он убежал из пещеры, то жил в районном отделе МГБ. По улицам ходил только в темное время суток и в сопровождении оперативников. Или же, бывало, его куда-то вывозили на машине. Одного не отпускали. И я не помню, чтоб он где-то расхаживал в одиночку. Была ли у него семья? Трудно сказать. Во всяком случае, он точно не из наших сел. В них я знал всех поголовно.
Да ну их… Напишут же! Вот как, допустим, вытаскивали из того же «схрона»? Ехал один дядька на телеге, уговорили его. Он зацеплял за ноги, лошадь тащила. На его же телеге всех увезли в ближайшее село и около сельской рады их разложили на опознание. И все село – давайте приходите, смотрите. Кто-то молча проходит, кто-то открыто говорит: «Я не знаю». Кто там потихонечку шепнул или кивнул. Постепенно всех опознали. Обезображивать-то зачем?
Надо отметить, что настоящих бандеровцев сейчас практически не осталось. Тех, кто воевал против советской власти с оружием в руках, и сейчас жив, можно пересчитать по пальцам руки. Приведу вам такой пример: когда я еще служил участковым в селе Новостав, то жил у хозяина, которого порекомендовал сельсовет. Хозяин поселился в кухне, а мне отдал свою комнату. Как-то вечером разговорились… Оказалось, что его сын ушел в лес к бандитам. После разгрома банды прятался на чердаке, где был найден и осужден на 25 лет. Тогда судили строго, по законам военного времени! Выслали его в Сибирь. Потом, уже после того, как отбыл срок, он приехал домой проведать родных. Местные ему сказали, мол, возвращайся, уже можно. Но он отказался, заметив при этом, что ему и там хорошо живется. Есть работа, жена, хозяйство и северная надбавка.
Вскоре часть тронулась следом за артиллерийскими частями, и мы продолжили освобождать Украину. Оттуда нас направили на Румынию, дальше на Югославию, Венгрию. В Австрии встретились с американцами, англичанами и французами. Отлично встретились: обнимались, радовались, союзники нас угощали сигаретами, конфетами и шоколадом. Мне тогда надавали множество консервов. Здесь же с неописуемой радостью и волнением отпраздновали День Победы. Стреляли в воздух со всех стволов. Правду говорят, такая радость бывает только раз в жизни… Все мучения закончились – фашисты сдались. Тут организовали еще одну победную встречу с союзниками. В Вене, в большом зале.
В 44-м я поступил в киевскую спецшколу ВВС. Потом учился в университете на юридическом факультете. В начале 50-х был приглашен на работу в органы. Так что воевать мне не пришлось. Но повидал многое. И с серьезным врагом довелось встречаться. Там (показывает вверх пальцем) лежат документы в моем деле о том, как я восемь месяцев работал с Василем Куком в тюрьме. Практически каждый день бывал там, даже в субботу и в воскресенье… Знаешь ли, когда работаешь с человеком ежедневно, то погружаешься в него, в зону его интересов… в сферы контакта человеческого. Враг-то он враг, но… Начинаешь пропитываться им, а он – тобой. Иначе невозможно. И вот здесь побеждает тот, у кого сильнее личность. Я не смог убедить его. Он блестяще владел – даже лучше меня – и земельным вопросом, и национальным.
Вскоре я стал водителем легковой машины командира нашей 41-й окружной артиллерийской мастерской капитана Станько. Это был трофейный легковой автомобиль Steyr. Водить машину научил меня старшина-механик Фисон, заведующий техникой. Потом я уже ездил и на ЗИС-5, и на ГАЗ-АА, «полуторке». Так что активно трудился, как настоящий шофер, хотя водительских прав не имел.