Отец-вершитель присел рядом с телом Ностера, поводил ладонью у его носа, потом откуда-то из рукава рясы извлек кинжал с довольно длинным и очень узким лезвием и вогнал его по рукоять в ухо покойника.
— Так вот. — продолжил наставник. — Еще раз — никто без моего ведома вами командовать не может, это было одним из условий, на которых вы туда отправитесь.
Про Шлейцер он угадал, Ворон, вернувшись вечером, это подтвердил. Выходило так, что обойти его стороной было почти невозможно — справа топи, слева леса, а значит, впереди у нас штурм города.
— Я — не воин, — обычно спокойная и дружелюбная Агнесс нехорошо посмотрела на Монброна. — Мне не нужно преодолевать. Мастер, пожалейте меня. Я теплолюбивое существо. Если нам придется жить в палатке или шатре, то лучше погрузите меня в сон, как Фила.
Вот же. И не заметил его прихода никто. Может, он заклинание невидимости знает?
Я зевнул и потер глаза. За полдень перевалило, Ворон, надо полагать, уже побывал у Эвангелины и рассказал ей о смерти ученика. Интересно было бы со стороны посмотреть на то, как она отреагировала. Не из праздного любопытства, просто по лицу можно много чего понять. Мужчины-маги в любой ситуации стараются сохранить бесстрастность, нас и Ворон этому учит. Но Эвангелина — женщина, им сложнее подобное делать, у них эмоции — часть сущности, их трудно утаить. У нас это удается сделать только Луизе, уж не знаю как. Причем чем дальше — тем лучше, мало кто может сказать, о чем она в какой момент думает. Ничего по лицу не понятно.