– Ну именно дым… Я подумала, что если они увидят достаточно много дыма внутри лагеря, то атакуют. Довольно будет поджечь немного соломы и мокрых листьев… И вы узнаете, ждут ли они пожара или чего другого…
Подбегающие воины были уже совсем близко – пятнадцать шагов, подняли сабли для удара, мир на миг сделался черно-белым.
На миг безумная надежда затанцевала у нее в груди, но угасла, когда она поняла, что именно видит она в глазах меекханки. Озабоченность.
И только среди сахрендеев царила тишина. Эти убийцы вот уже какое-то время сражались, атаковали фургоны, поджигали их, штурмовали, захватывали или бывали отбиты, но не кричали радостно и не жаловались равнодушному небу. Шли в бой, а потом возвращались, частично на своих двоих, частично – поддерживаемые товарищами, после чего их замещали другие отряды. Мертвый Цветок – это тесно стоящий лагерь, нет никакого смысла бросать на него целую армию. Кроме того, большую часть работы делал огонь, и сомнительно, чтобы в битве они потеряли больше пяти сотен человек.
Вспомнив об этом, Кошкодур снова заскрежетал зубами. Будь тогда там весь их чаардан, они пошли бы за прореженными разведчиками и выловили бы их или выбили кочевников до последнего человека. Следы, которые они изучили утром, указывали, что убежать удалось от силы всадникам двадцати, из которых часть были еще и ранеными. Они сумели бы их достать, и тогда пассивность Сына Войны можно было бы объяснять тем, что ему еще не известно о возникновении рампы и о том, что верданно перешли через горы. И что важнее, он не понимает, что верданно уже поняли о приготовлениях кочевников.
Анахо’ла порой пригождался в битве сильнее, чем свистки и пищалки.