«Нет, нет, нет… больше не хочу… не хочу жить… я… Кей’ла из рода Калевенхов… хочу умереть… не видеть смерти… не смотреть на горящие… фургоны… не хочу смотреть… Прошу… прошу, прошу… Приди, брат, и забери меня отсюда… Потому что это был ты… правда? Ты убил тех парней… приди ко мне… Прошу, прошу, прошу».
После нескольких залпов среди се-кохландийцев зазвучали свистки. Конница начала перестраиваться.
– А никто из чужаков не мог вступить в Стражу?
Волна приняла стрелы спокойно, с такого расстояния набивные доспехи лошадей, кольчуги людей и крепкие борта колесниц минимизировали потери. Сами ответили залпом, тоже не надеясь на серьезный результат. Несмотря на это, с десяток-полтора се-кохландийских лошадей заржали и попытались выйти из строя, а пара-тройка всадников зашатались в седлах. Всего ничего, но конные пошли врассыпную и бросились наутек.
Сверху это должно было выглядеть как работа ошалевшей армии муравьев, выгрызающих себе дорогу между трав. Именно потому лейтенант нынче давал Фургонщикам один, много – два дня на очистку дороги через Хевен. Вот только сперва роте нужно было найти и обозначить переход, ведущий по ту сторону горы, заграждавшей им дорогу. Кроме того, как утверждал Анд’эверс, колонна слишком растянулась, на некоторых перегонах фургоны теряли контакт друг с другом, а этого хотелось бы избежать. Фургонщики намеревались использовать паузу, чтобы подтянуть тылы.
То, что деяние это в хрониках не останется, поскольку империя захочет сохранять видимость, что атака верданно на Лиферанскую возвышенность была результатом «бунта» и «непослушания», – значения не имело. Фургонщики запомнят, а приказы были исполнены так хорошо, как солдаты сумели.