– Если мы вернемся, я сам сдеру с себя кусок кожи, чтобы было на чем его написать, господин лейтенант.
– Ну нет, ты тоже? Я плачу, потому что боюсь, – но ты? Я не хотела бы оказаться на месте того, кто попытается обидеть тебя, знаешь? – Она шмыгнула носом и улыбнулась шире. – Я надеюсь, что не заразила тебя трусостью.
Только вот – охренительно тяжелый, чтобы выполнять его в кругу повозок радиусом в каких-то тридцать ярдов, где всюду лежат трупы людей и коней, а животным маловато места, чтобы набрать разгон. О прыжке через повозки не было и речи.
Можно было и не отдавать этого приказа, потому что Нур, взявший командование над арбалетчиками, трудился на славу. Поставил их в две шеренги по восемь стрелков и ждал вместе с ними.
На вопрос, отчего воля империи должна быть для них значима, кха-дар ответил, сгибая три пальца.
Она проигнорировала его, сосредоточившись на крюках. Только на них. Она снова набрала в грудь воздух, и свежая кровь побежала по телу.