Кей’ла видела все хуже, грани предметов размывались, подергивались красным туманом, сбегали в серость.
– Что теперь, Отец? Мы позволим им отступить?
– Войны не будет… Добрые Господа никогда не сражаются. Мать ненавидит насилие… Вместо того…
И движение, которое привлекает внимание, лицо отца, исхудавшее и странное, она не помнит, чтобы у него было столько седых волос.
Идущий подле него Фенло Нур внезапно поднял ладонь с растопыренными пальцами. Рота тотчас распалась на группки, солдаты искали укрытия за камнями, страхуя друг другу спины. Оружие было уже у всех в руках.
Ел он странным образом: не откусывал, но ломал принесенную еду на маленькие кусочки и по одному вкладывал в рот. Пил много воды. Позволил ей осмотреть себя только через пару дней путешествия – и то лишь потому, что был слишком слаб, чтобы протестовать. На спине его длинная рана шла от левой лопатки и заканчивалась над ягодицей. Порез воспалился, началась горячка. В тот самый день, вечером, Кей’ла принесла в фургон немного мази, которую использовали для плохо заживающих ран коней: его порез она сперва обмыла, а потом тщательно смазала. Знала, что лекарство отчаянно щиплет, однако он не издал ни звука.