– Не знаю. Она сильная, но… Может, Ястреб сумел бы помочь.
Кеннет нахмурился. Ну да, приучил людей, что всегда идут две десятки: одна старая и одна новая. Только вот это сразу сваливало всю ответственность за задание на Андана, Берфа или Велергорфа как старших по званию. Пора делать младших сержантов самостоятельными.
Это был грязный бой. Кровавый и безжалостный. В темноте, с клинками сабель и топоров, бьющими сверху, с копьями, колющими на расстоянии. К тому же первая атака рассеяла стражников, теперь они сражались безо всякого строя и тактики. Один на одного, порой – один на двоих. Удар мог пасть с любой стороны, невидимый: в миг, когда ты свалил одного врага, следующий мог воткнуть тебе клинок в спину.
– А когда увидят тебя, то удивятся, отчего защищают нас дети.
Пользуясь светом луны, они отправились в путь за несколько часов до восхода солнца. В полумраке колесницы двигались равниной, словно волна темноты, идущая сквозь мир тени. Никаких огней, ламп, факелов. Кони шли рысью и, хотя такое казалось невозможным, держали строй. Кошкодур решил, что это хороший темп, животные не устанут, а на лагерь кочевников они должны выйти перед самым рассветом – и, проклятие, похоже, им не угрожало его пропустить.
Она падает на постель, снова чувствуя каждую рану, перелом и синяк. Понимает – еще словно сквозь туман, – что через несколько мгновений она примется стонать, и плакать, и молить, чтобы они вернулись. Чтобы забрали боль.