– Что ж, – на этот раз странно улыбнулась черноволосая, – кто бы она ни была, наверняка она не из аристократии. Ни она, ни ее служанка. Сделали что-то с графом и всеми людьми в замке. Что-то здесь… – Она постучала себя по виску. – Те не знали, что происходит в горах, понятия не имели об убийствах, исчезновениях – ни о чем. Непростое колдовство.
– Потому что некоторые из этих ледяных глыб, как я посмотрю, смерзлись в форме зверей и растений.
– Я положу ее в безопасном месте, а потом мы расскажем тебе, дитя, что значит наше удивление. Как звали тебя родители?
– Каналоо? Ох, каналоо… Мой брат… рожденный из одного лона… я бы должна сказать: из одной матери, но… когда он родился, прежде чем перерезали пуповину, надели на него а’санверх… потом закрыли ему рот и нос и ждали, пока он умрет… схватили душу… закрыли ее в паутине… и оживили новорожденного. Тело… у которого нет души, можно менять сильнее, чем то, что уже обитаемо. Душа не позволяет совершать изменения… Он рос… тело и душа вместе, но отдельно, душа, которая не познала прикосновения матери, вкуса ее молока, поцелуя… душа чистая и невинная, словно новорожденный. Мог он перейти, потому что невозможно вырвать из тела душу, которой у него нет. Он должен был стать моей рукою… его учили сражаться и убивать, а поэтому…
Но это был их самой большой успех в ту ночь.
– Итак? Что-то еще? – Кеннет повнимательней поглядел на Андана, который как раз делился информацией, раздобытой у знакомых из восьмой роты. – Твой земляк ничего больше не сказал? Третья десятка вышла, чтобы найти лучшую дорогу, и через пару дней вернулась, доложив о пропаже сержанта. Восьмая сразу же начала поиски. Искали-искали, но ничего не обнаружили, а потому оставили его в горах и помаршировали дальше? Вот так-то?