Потому что внутри кони были везде, мчались по шерсти гобеленов, паслись на обивках соф, даже ножки столика выполнены были как четыре вытянувшихся в полете конских силуэта. Похоже, кто-то обладал монотематическим вкусом.
Они шли, чтобы не нагружать животных, а Лайва ехала попеременно то на горном пони, то на широкоспинном тягловом коне. Когда бы не лошади, им пришлось бы ее нести. Было в этом нечто знаковое: две простые девушки идут пешком, а всемилостивая аристократка сидит в седле. И если бы дворянка хотя бы раз раскрыла рот, чтобы пожаловаться, Кайлеан лично сбросила бы ее на землю. Но нет, где бы ни пряталась Лайва, голод, холод и усталость, казалось, не могли туда пробраться.
– За то, что ты сделала его сыну, мой друг хотел тебя закопать живьем в муравейнике. Но я ему сказал: нет. – Он слегка ухмыльнулся с отрепетированной жестокостью. – Но я подумал, что мы сделаем это, только когда ты останешься над рекою последней из своего паршивого племени, когда увидишь уже, как мы сожжем все ваши фургоны и перебьем всех твоих родственников. Тогда, если ты все еще будешь жива, мы найдем какой-нибудь муравейник.
– Я н-н-н-надеюс-с-сь, чт-т-т-то он-н-н-на уб-б-б-била з-з-за это т-т-т-твоего от-т-тца, – застучала зубами Дагена.
– Именно за это я тебя и люблю. Сделаешь мне прическу с жемчугами?
Он посмотрел на их лица: теперь его слушали все, исчезли глуповатые улыбки и отсутствующие взгляды. Андан все так же жевал стебелек травы, Велергорф и Берф казались задумчивыми, но Кеннет слишком хорошо их знал, чтобы купиться на такое. Слушали и запоминали. Четверка новых сержантов также не спускала с него глаз.