Указал на светло-коричневую слякоть на своем сапоге.
Рук’херт смотрел, как щитоносцы начинают вставать так, как их учили: «Если конница разорвет строй и ты упадешь, укройся под щитом и жди, пока остальные справятся, а потом вставай и выстраивайся в линию». Но все это происходило слишком медленно, словно ошеломленные люди двигались в густом сиропе, – а может, это ему лишь казалось, потому что стрелы продолжали врываться в дыру шумящей, мощной волною, и все вокруг словно замерло. Шеренга пикинеров, не заслоненных щитами, шаталась и падала, и прежде, чем восстановили линию, прежде, чем арбалетчики подскочили к отверстиям и угостили кочевников градом собственных стрел, почти половина Фургонщиков выронили оружие, сгибая ноги.
– Я пытался его спасти, но тот оказался быстрее… я пытался…
– Порой я так себя и чувствую, Кей’ла, – прошептал он, а она выругала свой глупый язык. – Как будто я старше отца. Как будто все у меня позади, а в руке только горсть пепла.
Осторожные, взвешенные фразы гладко выходили из уст аристократа, а Кайлеан вдруг ясно поняла все плюсы того, чтобы быть кем-то вроде служанки. Никто на нее не смотрел. Все, включая сидящую на два кресла дальше Лайву-сон-Барен, водили глазами от графа к Дагене и обратно.