– Хорошая идея, жабка. А теперь – лети. У всех нас есть обязанности.
Однако рядом с Анд’эверсом все вели себя с тем полным смертельной серьезности признанием, которое обвисает на плечах человека, словно пропитанный кровью плащ.
«Это» было нечто вроде рампы, сбитой из досок длиной в тридцать футов и снабженной с одного конца железными когтями, которую кочевники в нескольких местах подтянули к линии обороны, забросили на борта и прошли по ней внутрь. Исключительно действенный метод – там, где се-кохландийцам удавалось подтянуть рампу, оставался фургон, наполненный трупами.
Вот – движение вокруг, но люди не возвращаются на свои места, но выходят из Мертвого Цветка. Все больше и больше, Лепестки пустеют, и кажется, что эта человеческая река никогда не иссякнет. Вот – знание, что весть о старухе, идущей с ножом мстить за сына, уже разошлась лагерем, и люди шагают следом за ней. Вот – знание, что никто и ничто их нынче не удержит.
– О да. Потому я не буду против, если ты станешь больше говорить. – Мазь из баночки перенеслась на ребра, покрывая их слоем льда. – Но, пока ты меня слушаешь, ты меньше думаешь о боли, верно?